Сергей Сорока - Философия любви

Освоили Як реактивный
и вышли на трассы страны.
Мы были в полётах активны,
своим самолётам верны.

Стоят, отдыхают в ангарах,
покрытые пылью, они,
что были подобны Икарам.
Сняты бортовые огни.

А я помню осеннюю вьюгу
и приход между тем декабря,
как ходила позёмка по кругу,
всю округу легко серебря,

предвещала холодную зиму,
оставаясь свой век без тепла.
Я пространство во поле окину
и расправлю стихами крыла.

Пусть же светит нам солнце в зените,
серебрится ночами луна,
пусть же ткёт нам метельные нити.
Но не в этом зимы всей вина.

Заставляет понять бестолковость
человеческой массы Земли.
Никому не понравится новость,
чтоб понять бы её не смогли.

Упрощенье безумно красиво,
что вползает в сознанье людей.
Кем ты стала, держава Россия?!
Нет ответа у злобных вождей.

Занесён был я в скрижали
в перманентном ноябре.
Зубы, что ль, заскрежетали
в перламутре, в серебре.
Думал, я поймал удачу,
и грозился быть успех,
но запас был вновь истрачен,
вызвал что у своры смех.

Некоторые, залаяв,
успокоились меж строк.
Снежный ком к ночи растаял,
видно, грянул модный срок.
Я остался на диване
загорать в лучах из грёз
и с мечтой о русской бане,
раз свирепствует мороз,

знать, зима уже настала,
рассыпает серебро.
Ждать гуляния устала.
Ставлю снова на зеро.
Все нули в одном флаконе
и вращают колесо.

Я стою, как на балконе,
а в руках моих весло.

Мы из той эпохи страха
полюбили спорт, как мёд.
На груди сверкает бляха,
словно серый натюрморт.

Вот хиляю по дорожке,
то «спортивная ходьба»,
вслед за мной несутся дрожки,
и идёт на них борьба

за налоги на налоги
и на то, чтоб говорить.
Исчезают все предлоги,
но подлоги, впрыгнув в прыть,
обгоняют ложь советов,
независимых корней,
извлекающих приветы
из квадратов, где репей

раскидал свои головки,
задремавши до весны.
И лежат внутри подковки,
что спадают со струны
ненастроенной гитары
на предзимний снегопад.

Не танцуют в ветер пары.
Гибнет в Сирии солдат.

Всё на свете изменилось,
хочется мне бег понять,
отчего так всё же мнилось
вечером в лесу опять.
Мне казалось появленье.
Несерьёзный странный ход,
словно грусти повеленье,
нестерпимый зимний плод

проникал в пространство грусти,
в беспокойстве веселясь,
буксовал авто на Чуйском
и месил под скатом грязь,
вырываясь на просторы
приснопамятных полей,
что не радовали взоры
разделением долей.

Развязать войну несложно.
Завязать, скажите, как?
А в России всё возможно
под весёлый дружный мат.

Да! Был я в преддверии Ада!
Вернулся на Землю назад.
И понял, что это награда –
высокая из всех наград!

Звезда полыхала над полем,
и райские кущи цвели.
Ходил неторопко по долям,
сгорая от нежной любви.

Всё было красивым по сути
на ветреном дне рубежей,
где время с желаньем несутся
и слышатся скрипы гужей.

Мы, времени не выбирая,
живём в продолжении лет
с мечтою земною о Рае,
где места, наверное, нет.

Убитыми заняты, видно,
на злобной Планете Земля.
В Аду мы пожили. Обидно,
что Рай нам не светит, друзья.

Наши годы не богатство,
а тяжёлый жизни груз.
Развалившееся братство,
вмиг исчезнувший Союз.

«Патриоты», где вы были
в роковые с танком дни?
По дверям ТВ бомбили,
но, не видев западни,

просчитались, сели в лужу.
Власть советская – Форос.
Был народ стрельбой разбужен,
с ходу он решил вопрос.

Наши годы не богатство.
Строки праведные Муз.
Разделились вновь на касты
и, взвалив приятный груз,

на Парнас взлетели с честью,
закрепились навсегда
и стихи, и наши песни.
Но богатство не года.

Заютубил я однажды
непонятный агрегат.
Мат звучит там трехэтажный,
выставил я арьергард

впереди захвата власти
на шарнирах от хлопот,
изменил по ходу масти,
чтоб создать тупой оплот.