Александр Власов - Горький шоколад

Возможности водиться нездорово
Не даст изъять он ярому суду:
Без этих игр и воздуха такого
Такой субъект окажется в аду.

Тирану лишь у той трясины чудно,
Где пышущей не дышится красе —
В безумие завлечь ему не трудно:
Податливо завлечься рады все.

Хотя в сердцах, я слышу, бог ютится,
В одном из них ютишься только ты.
Подобное лукаво говорится,
Но с отблеском известной правоты.

Неведомой печалью всё одето,
Когда во мгле сокрыто существо,
Что многого не может и за это
Взыскуется повышенней всего.

Согласие возможно между нами,
Фигурами доступной высоты.
Господствуя над разными сердцами,
В одном из них ютишься только ты.

Не всякому найти своё в ней дело,
Певцу же в ней лучится божество!
Прекрасное равняется всецело
Невинному лишь только для него.

Влечение к обманщицам обычным
Усвоивший в убогой суете
До самого заката безразличным
Останется к эфирной чистоте.

Разительней телесное начало,
Соблазн острей в юдоли искони.
Дичать, однако, вовсе не пристало,
Всю съешь ещё свою, повремени!

Страстей хотят, а с ними жизни сущей,
Но сущее влечёт издалека
Нарядностью весьма быстротекущей,
Такой, как мелководная река.

А те, кому бесстрастие дороже,
Бесстрастие с беспамятством его,
Должны в мечтах обманываться тоже,
Приемля глубь удела своего.

Нарядностью довольно долговечной
Влечёт едва текущая стезя,
Не требуя любви чистосердечной,
Но зная то, что знать, увы, нельзя.

Мне в сумерках она предстала пьяной,
Растаяло желание моё,
Не мог я ждать итога речи пряной,
Постыло мне невзрачное жильё.

Вослед она вскричала безутешно:
«Мою теперь обитель обходи!»
Но, выбежав из комнаты поспешно,
Расслабилась у друга на груди.

«Ты скроешься – прискорбней нет урона,
Другие мне мерзей день ото дня;
Того лишь я хочу в сени притона,
Чтоб ты любил и знал ещё меня».

Хорошего о ней не говорили,
Но завистью дышали толки их:
Ей пало быть отрадней роз и лилий,
Ровесниц и свидетелей своих.

Осмысливала то звезда заметно,