Array Антология - Сквозь зеркала и отражения

– Не так громко, – говорит ему Архаров, поглядывая за его спину на лесовиков и на Леру.

– Да-да… а что это за дрянь играет?! Так о чем это я… да… Молодежь сейчас, как Клондайк. Там, брат, столько золота. Надо только способы добычи подобрать. Все над этим бьются. Заберешь их – заберешь будущее. Да и поинтересней в смысле поклонниц, хе-хе. Пришлось поездить по фестивалям для начинающих, и могу сказать, что намного поинтересней, если понимаешь, о чем я.

У Журавлева всклокочены волосы. Нездоровый цвет лица, в котором багровое послебанное замешано с бледным отходным. Несмотря на фуфайку и болотники, он заметно выделяется, как шампиньон в шарабане с лесным грибным сбором. Архаров не поддерживает его с водкой, потягивая кофеек и посматривая по сторонам. Лесорубы становятся громче. Матерок набухает хмелем. Они попеременно подходят к стойке и, забирая заказное, подолгу кадрятся к Лере. Пока все пристойно, без протягивания через стойку ручищ, без раздражения несговорчивостью. Лера молодец – вежливая улыбка, но строгость во взгляде. Журавлев тоже обращает на нее внимание. Все чаще делает паузы, совершая корпусом пол-оборота в ее сторону.

– У-ух, какая, – причмокивает он, кивая на Леру.

– О чем ты там говорил? – отвлекает его Архаров.

– Да… о чем? Да хрен его знает! Поездить тебе надо. По фестивалям, премиям. Я порой вообще не представляю, когда твои собратья пишут. По-моему, только бухают, трахаются и тусуются по всей стране… Был бы повод… Знаю, что ты из другого теста, ну а кто нет? Особенно в начале. Беда в том, что на этих толковищах все и решается. Кого печатать, кого награждать. Много паскудства, но выхлоп того стоит.

Журавлев более не может себя сдерживать и, шатко поднявшись, направляется к стойке. Чуть склоняет голову и, мягко поглаживая столешницу, что-то там шепчет, посмеиваясь. Лера, поглядывая на Архарова, проявляет к Журавлеву больше расположенности, чем к остальным. Как-никак, гость Архарова. Один из лесовиков тоже подходит к стойке. Товарищи провожают его внимательными взглядами как своего делегата. Борьба за внимание Леры оканчивается перепалкой, и Журавлев, напоследок с уверенной улыбкой кивнув Архарову, идет за рубщиком на выход. Вслед за ними поднимаются и прочие лесовики. Архаров с досадой тушит окурок в пепельнице.

– Как ты сегодня? – спрашивает он у обеспокоенной Леры.

– Неплохо до последнего времени.

– Я его спать уложу и приду к закрытию, провожу.

– Хорошо… аккуратней, они диковаты…

Архаров перегибается через стойку и выуживает старенький двуствольный «Иж». Продувает стволы. Нащупывает в кармане дождевика патроны. Заряжает.

– Они рассчитались? – спрашивает он у Леры, направляясь к дверям.

– За кого меня держишь, я сразу деньги беру.

Архаров выходит на крыльцо. Чуть в стороне – Журавлев, окруженный лесорубами. Они озорно матерят его, разминаясь. Журавлев потерял в росте, поник плечами, заметно подрагивает. В ответ на мужицкий перелай он пытается что-то сказать, но лишь по-рыбьи глотает воздух. Архаров устойчиво встает и, плотно прижав приклад к плечу, стреляет сразу из двух стволов под ноги рубщикам. Те, пригнувшись, рассыпаются по сторонам. Журавлев, с мертвенно-бледным лицом в вечерних сумерках, недвижимо цепенеет.

– Мужики! Вы чё такие беспокойные?! Мне казалось, ваше дело тишину любит! – перекрикивает звон в ушах Архаров, перезаряжая.

Лесорубы, поплевавшись для приличия, с неторопливостью и показным достоинством удаляются, сливаясь с дождем. Журавлев присаживается на мокрое крыльцо и не без труда прикуривает трясущимися руками.

– Да… и еще про стиль…

– Энд хау ту шелтер фром де рейн! – басовито подпевает, сардонически кривя окровавленный рот. Много демонов развелось в жилище Макарова. Путаются под ногами. Нашептывают жалобное. Нытики! Помимо него – много.

– Гад хэлп, де бист ин ми-и-и, – хохочет, давясь сырым говяжьим языком. Кидает со стола псам. После недолгой грызни кто-то чавкает, кто-то подвывает. В псов и запихивает демонов. Иначе не протолкнуться. Прямиком в пасть и забивает, до рвоты собачьей. Псы смиреют, демоны смиреют – далее кто-то всплывает на поверхность. Что удивительно, чаще собакины. Все-таки ближе бесам человечье, и в животных теряются. Макарову не жалко собратьев. И собачкам даже больше рад. Язычки у них тепленькие, а глазки умненькие. Любят, блин, его. С окрестных дворов сбегаются стаями. Он редких берет. Важен не размер – лапы крепкие должны быть. Если лапы крепкие, то его солдат. Сейчас их пять. Макаров избирателен в выборе последнего. Не нашел пока замыкающего. Гладит себя по волосатому пузу. Безразлично давится водкой. Задумчиво выводит перевернутый крест, макая толстый указательный палец в кровавую кашу. Давно перестал камлать, взывая к отцу. Последнюю черную мессу в весеннее равноденствие отслужил с песиками. Глухо…