Александр Слука - Метаморфозы. Корона венков сонетов

16
О, чудные зелёные глаза…
Теперь я грежу вами постоянно.
А память, в узелочек завязав,
Я на задворках мыслей прячу рьяно.
Она мешает напрочь позабыть
Всё то, чем жил до этого на свете.
Её неугомонность, сила, прыть
Мне не даёт грудь страстью трафаретить.
Противлюсь я тому, что где-то ждёт
Меня любви безоблачное царство.
Уже с другой хочу идти вперёд
И покорять другое государство.

Любви и страсти начались бурленья.
Готов тонуть, тонуть без сожаленья.

17
Готов тонуть, тонуть без сожаленья!
В прекрасной бездне воздуха весны.
Как безгранично сладок миг владенья.
Как безгранична прелесть желтизны.
О, осень! Словно краткая минута
На грусть, воспоминания, печаль.
Но это будет позже, а покуда
Мне прошлого не нужно и не жаль.
Гоним вперёд весной, душевной бурей
Готов всё принимать таким, как есть.
К небесной сердцем близок я лазури,
А прошлое – исписанная десть*.

Иду вперёд я, памяти грозя,
Не взвешивая странных «против-за».

18
Не взвешивая странных «против-за»,
Мы часто ошибаемся в решеньях.
Затем тоской по осени скользя,
В желтеющих теряемся забвеньях.
Мы плачем в увядающей листве,
И тешим душу зреющим багрянцем,
И о сердечном думаем вдовстве,
Грудь, обжигая внутренним румянцем.
Но осень не способна нам помочь.
Ей разве муки совести известны?
Она – тысячелетий вечных дочь,
А мы – всего лишь дети вечной бездны.

И мы идём вперёд без сожаленья,
Отбросив, напрочь, в сторону сомненья.

19
Отбросив, напрочь, в сторону сомненья
Ныряю, как и многие, я в сон.
О, какова же сила притяженья
Того, что называем мы огнём.
Но что он: теорема, аксиома?
Он для одних – могучий Буцефал*.
А для других – погибель и Мамона*,
Для третьих – бесподобный чудный лал*.
Огонь любви пленяет нас безмолвно.
Борьба с ним до безумия трудна.
Он многолик и вечен, безусловно.
Обожжена душа им не одна.

Горит прилука* сладостно в руках,
Лукавая улыбка на губах.

20
Лукавая улыбка на губах.
О, как она заманчиво-прекрасна.
Я вижу – вестовщик на облаках,
Смеётся громко, цитерский*, заразно.
Он весел и ему всё нипочём.
Добился он того, что было нужно.
Начав с мелодий птиц весенним днём,
Закончил тем, что сердцу стало душно.
А часть меня ворчит: «Всё это – пуф*,
Глупец какой! Ты ослеплён мечтами».
Но только вздохи принимает слух
И вечереет май под облаками.

И тишина, родившаяся разом,
Хмелит и затуманивает разум.

21
Хмелит и затуманивает разум
Не только крепость терпкого вина,
Туманят часто голову алмазы,
Богатство и простая новизна.
Но каждый выбирает самолично,
Что будет его медленно пьянить,
На что взирать не будет безразлично,
К кому души своей протянет бить*.
Пороки в нас, увы, неистребимы.
Всё потому, что волей мы слабы:
То алчны, то ленивы, то слезливы,
То попросту боимся той борьбы.

Спешат куда-то мысли впопыхах.
Мне кажется, что я живу во снах.

22
Мне кажется, что я живу во снах,
Искрящихся вкруг брызгами сирени.
Я – Антиной*, но я лежу в ногах,
Как верный пёс, глядящий на колени.
Случилось что?! Не в силах я понять.
Готов и к наказаниям, и к ласке.
И за твоих волос одну лишь прядь
Готов топить всё в дикой свистопляске.
С тобой я – Бог и в тоже время раб.
И это, право, просто наважденье.
И не пойму я – рад иль же не рад?
Везенье в том моё иль невезенье?