«Ты говоришь, что наш огонь погас…»
Ты говоришь, что наш огонь погас,
Твердишь, что мы состарились с тобою.
Взгляни ж, как блещет небо голубое!
А ведь оно куда старее нас…
1944
Мальчик жаловался, горько плача:
— В пять вопросов трудная задача!
Мама, я решить ее не в силах,
У меня и пальцы все в чернилах,
И в тетради места больше нету,
И число не сходится с ответом!
— Не печалься! — мама отвечала, —
Отдохни и все начни сначала! —
Жизнь поступит с мальчиком иначе:
В тысячу вопросов даст задачу.
Пусть хоть кровью сердце обольется, —
Все равно решать ее придется.
Если скажет он, что силы нету, —
То ведь жизнь потребует ответа.
Времени она оставит мало,
Чтоб решать задачу ту сначала.
1945
Все мне мерещится поле с гречихою,
В маленьком доме сирень на окне,
Ясное-ясное, тихое-тихое
Летнее утро мерещится мне.
Мне вспоминается кляча чубарая,
Аист на крыше, скирды на гумне,
Темная-темная, старая-старая
Церковка наша мерещится мне.
Чудится мне, будто песню печальную
Мать надо мною поет в полусне,
Узкая-узкая, дальняя-дальняя
В поле дорога мерещится мне.
Где ж этот дом с оторвавшейся
ставнею.
Комната с пестрым ковром на стене?
Милое-милое, давнее-давнее
Детство мое вспоминается мне.
1945
Никанор первопутком ходил в извоз,
А к траве ворочался до дому.
Почитай и немного ночей пришлось
Миловаться с женой за год ему!
Ну, да он был старательный мужичок…
Сходит в баньку, поест, побреется,
Заберется к хозяюшке под бочок,
И, глядишь, человек согреется.
А Матрена рожать здорова была!
То есть экая баба клятая:
Муж на пасху воротится — тяжела.
На крещенье придет — брюхатая!
Никанор, огорченья не утая,
Разговор с ней повел по-строгому:
— Ты, Матрена, крольчиха аль попадья?
Снова носишь? Побойся бога — мол!
Тут уперла она кулаки в бока:
— Спрячь глаза, — говорит, — бесстыжие!
Аль в моих куличах не твоя мука?
Все ребята в тебя. Все — рыжие!
Начала она зыбку качать ногой,
А мужик лишь глазами хлопает:
На коленях малец, у груди — другой,
Да еще трое лазят по полу!
Он, конечно, кормил их своим трудом,
Но, однако же, не без жалобы:
— Положительно, граждане, детский дом:
На пять баб за глаза достало бы!
Постарел Никанор. Раз глаза протер,
Глядь-поглядь, а ребята взрослые.
Стал Никита — шахтер, а Федот — монтер,
Все — большие, ширококостые!
Вот по горницам ходит старик ворча:
— Без ребят обернулся где бы я?
Захвораю, так кличу сынка-врача,
Лук сажу — агронома требую!
Про сынов моих слава идет окрест,
Что ни дочка — голубка сизая!
А как сядут за стол на двенадцать мест,
Так куда тебе полк — дивизия!..
Поседела Матренина голова:
Уходилась с такою оравою.
За труды порешила ее Москва
Наградить «Материнскою славою».
Муж прослышал и с поля домой попер.
В тот же вечер с хозяйкой свиделся,
— Нынче я, — заявляет Никанор, —
На Верховный Совет обиделся.
Нету слов, — говорит, — хоть куда декрет.
Наградить тебя — дело нужное,
Да в декрете пустячной статейки нет
Про мои заслуги, мужние!
Наше дело, конечно, оно пустяк.
Но меня обижают, вижу я:
Тут, вертись не вертись, а ведь
как-никак —
Все ребята в меня. Все — рыжие!
Девять парней — что соколы, и опять —
Трое девок, и все — красавицы!
Ты Калинычу, мать, не забудь сказать:
Без опары пирог не ставится.
Уж коли ему орден навесить жаль,
Все ж пускай обратит внимание
И велит мужикам нацеплять медаль —
Не за доблесть, так за старание.
1945
…Итак, приезжайте к нам завтра,
не позже!
У нас васильки собирай хоть охапкой.
Сегодня прошел замечательный дождик, —
Серебряный гвоздик с алмазною шляпкой.
Он брызнул из маленькой-маленькой тучки
И шел специально для дачного леса,
Раскатистый гром, его верный попутчик,
Над ним хохотал, как подпивший повеса.
На Пушкино в девять идет электричка.
Послушайте, вы отказаться не вправе:
Кукушка снесла в нашей роще яичко,
Чтоб вас с наступающим счастьем
поздравить!
Читать дальше