Васька ранее жил, как котам полагается прочим,
Как и все: за мышами гонялся, ловил воробьёв,
Но однажды на крышу залез
чёрный кот чёрной ночью.
Чашу неба увидел наполненную до краёв
Разноцветными звёздами, жёлтой рогатой Луною
И разлитым небрежно таинственным Млечным Путём
– Васька прыгнул к Луне,
но, подхваченный силой земною,
На четыре опоры во двор приземлился потом.
Он секунду летел или две. Это, впрочем, не важно.
Только птицей себя он почувствовал, а не котом.
Понял он – надо пробовать! Небо сдаётся отважным.
Надо лишь захотеть то, чего не имеет никто.
Чёрный кот хочет быть только там,
где ни разу он не был.
Он готов голодать, обретая положенный вес.
Чёрный кот (не мешайте ему!) улетает на небо.
Чёрный кот ещё верит в присутствие тайн и чудес.
5 июля 1992
Думка о котах различного возраста
А когда-нибудь пытались вы погладить
Уличного взрослого кота?
Даже при весьма высокой плате
Он не согласится никогда.
Вспомнит, как мальчишки подзывали:
«На – сардельку, – увеличь свой рост!»
Никакой сардельки не давали.
Что есть силы дёргали за хвост.
Как с тех пор в людскую верить ласку?
Взрослый кот имеет зоркий глаз.
Никогда не ходит без опаски —
И имеет рядом тёмный лаз.
…Привелось погладить мне котёнка.
Он ещё доверчив был и глуп.
Он, подставив мягкую шерстёнку,
Улыбнулся краешками губ.
Он, клянусь, так нежно улыбнулся,
Не бежал он в страхе от меня, —
Стало за него тревожно, грустно,
Ведь не все такие, как вот я.
И хотелось испугать его мне,
Чтобы к людям больше он не шёл.
Чтобы крепко-накрепко запомнил,
Рановато к ним идти ещё.
Дураков, садистов нынче – пропасть.
Ты не забывай, котёнок, бди!
А исчезнут глупость и жестокость —
Вот тогда лишь к людям подходи.
1980
Летом 1934 года, соблазнённый наградой за поимку легендарного чудовища из озера Лох-Несс (который журналисты любовно назвали «Несси»), охотник на львов, американский снайпер Уитвел много дней и ночей провёл в засаде на неведомого зверя. Стрелял в воду при появлении малейшей ряби на поверхности озера.
С тех пор ихтиозавра больше никто не видел.
Я – чудовище Несси.
Я живу под водой,
И не сблизиться вместе
Мне с людскою ордой.
Пусть я зверь с виду гадкий
И плавник на спине,
Но людские повадки
Не по мне, не по мне.
Я отчаян был смолоду.
На поверхность всплывал
И высовывал голову,
Нос повсюду совал.
На людей я в обиде.
Люди могут предать.
Я ведь многое видел,
Опыт мог передать.
Плыл я к людям, но понял,
Что до глупости смел.
Только голову поднял —
Тут же взят на прицел.
И не видел я смолоду,
Где друзья, где враги,
И стреляли мне в голову,
Чтобы выбить мозги.
Смотрят люди в бинокли
И вздыхают: «Пострел…
Нет рептилий. Подохли.
Как же он уцелел?
Почему вслед за всеми
Не замолк, не затих?
В наше сложное время
Быть не может таких!
Вероятно, он с голоду
На поверхность всплывал
И высовывал голову,
Нос повсюду совал».
Жизнь сегодня другая.
Я в цене,
говорят.
Да, уже не стреляют,
Но и с мушки
не снят.
Всё сегодня
иначе.
Обещают призы,
Если череп не прячешь…
Запоздалый
призыв!
Не заставишь и золотом
На поверхность всплывать,
И высовывать голову,
И повсюду встревать.
12 августа 1986
На песочке мокром, сером
(Заалел едва восток)
Лилипуты Гулливера
Вяжут вдоль и поперёк:
«Будешь место своё знать!»
Бьют ногами без стесненья.
Ах, какое наслажденье
Великана попинать!
«Мы – малютки. Ты – большой горе подобный.
Слишком крупный в нашем мире, неудобный».
Гулливер кричит, стараясь
Лилипутов убедить:
«Никого не собираюсь
Ни подмять, ни раздавить.
Разрубите сеть узлов!
Я совсем не виноватый
В том, что всех вас вместе взятых
Выше стал на сто голов…»
Не берут, увы, слова его на веру,
И приходится несладко Гулливеру.
В схватке честной с ним удачи
Ни один бы не познал.
Гулливер был ночью схвачен,
Когда очень крепко спал.
Так и встретил он зарю:
Видит, карлики хохочут
И соломинкой щекочут
Гулливерову ноздрю.
Читать дальше