Жить по чьим-то нотам,
Это вроде как
Пьеса идиота,
Танец дурака.
Кто-то правду ищет,
Ну а кто-то спит.
Тихо, ровно дышит —
Милый паразит.
Жизнь, в хорошем смысле,
Лучше, чем кино.
Хочешь, поразмысли,
Что тебе дано.
Вкушая ноты красоты,
Ты близок к той черте,
Когда свободным станешь ты,
От бреда в суете.
Ты сможешь звёзды посчитать,
Как в детстве у окна,
И полной грудью вновь дышать,
Когда кругом весна.
Она была совсем другой,
Не той, что любит дикий ветер,
Танцуя в небе на рассвете,
Рифмуя строки под луной.
Она была совсем другой,
Не той, о ком поют закаты,
Скрывая ноты без возврата,
Навеки пряча голос мой.
Она была совсем другой,
Не той, о ком скучает утро,
Раскрасив мир листвою мудрой,
И нежно шелестя весной.
Она была совсем другой,
И стала той, что подарила
Секрет любви неутолимой,
Оставшись навсегда со мной.
Кедры в недрах синей тени,
На рассвете новой жизни,
Сплетены листвой хедеры*,
Той, что память бережёт.
Соловьём звенит знаменье,
Перелистывая книгу,
Древних песен побережья,
Под мотив кедровых нот.
В переплёте этой книги,
Судьбы, грёзы, плач, улыбки
Колют память будто иглы
Звонкой ноты на листе.
И уводит вместе с ними
Нас с тобой в тумане зыбком
В край далёкий, где мы были
Лишь этюдом на холсте.
Там сплетались словно нити
Неизвестные дороги
Между сказками и былью,
Между небом и землёй.
Исчезали грусть и слёзы,
И печали, и тревоги,
Обняло лозою грёзы.
Ты со мной, а я с тобой.
Как же вспоминать отрадно,
Как у моря мы листали
Нашу книгу как награду,
Ярких нот без полумер.
А теперь над диким лесом
Вечер ветром пыль сметает,
Тихо память разжигая
Среди кедров и хедер.
* – хедера – вьюн такой красивый
Звенела в белом поле колокольня
Звенела в белом поле колокольня,
Блистая меж позёмкой и луной,
И освящая землю на раздолье,
Молитвою красивой и простой.
Звенела, разгоняя мрак сомнений,
И усмиряя суету сует,
Неся взамен беды, благословение,
Как верный и единственный ответ.
И рассветало небо на востоке,
Сметая искушения и грехи,
И на заре свободной, вольноокой
Писало утро белые стихи.
И я, проснувшись, распахнув глазищи,
Умывши своё древнее лицо,
С улыбкой полетел дорогой вещей,
К сиянию церковных голосов.
Открытою душой вкусив раздолье,
Хмельным рассветом утерев слезу,
Летел, смеясь над белоснежным морем
К началу, или может быть к концу?
Страдания, печали оставались,
А небо принимало лишь меня
И ярким тоном церковь отзывалась,
Благою вестью утренней звеня.
Очерк о весеннем бормотании
Я бормочу весной в ночи,
Что наши чувства горячи,
Что ты украла мой покой,
И захватила разум мой.
Что я любил свободу дня,
Пока не повстречал тебя.
И потеряв рассудок свой,
От неземной любви твоей,
Глаголя ямб или хорей,
Я таю благостно с тобой.
Старому рокеру стало сто лет.
Сгорбился, сдулся, суставы трещат.
Лысый, в морщинах, худой как скелет
Только глаза золотые горят!
Руки костлявые взяли аккорд
И понеслись безграничной волной,
Тенью мелькая меж струн и ладов,
Рокотом рока взрывая огонь.
Соло как слово, на тысячи лет,
Сказано в небо и рвёт на века:
Штампы, шаблоны, границы, запрет,
В перья и пух, разогнав облака.
Сотни мурашек, хрипящий вокал,
Громом ударник и молнией свет.
Ноты уносят покой навсегда,
Им наплевать сколько рокеру лет!
Кончилось соло, лишь эхо в горах
Тая листает мотив тишины.
Ну а старик, пальцы с грифа убрав,
Слушает голос сто первой весны.
В небе утреннем звон соловья —
Ре мажор на гитаре рассвета.
Не молчи про себя и меня,
Где-то пряча мечты и секреты.
Расскажи мне про эти мечты.
День уйдёт – всё растает в тумане.
Во сто крат будет проще найти,
Если дашь ты мне путь к своей тайне.
Прочитают рассветы мотив,
И раскрасят дорогу закаты,
Буду я, будешь ты, будет стих,
Будет просто, легко и понятно.
Читать дальше