Я больше не приду к тебе,
Терпенью подошел предел.
Ну зачем же казнить мне собою тебя,
Если ты подарить мне не можешь ни дня.
Я больше не приду к тебе,
Чтобы сказать свой нежный вздор.
Я больше не приду к тебе,
Чтобы разжечь в тебе костёр.
Не хочу попадать в заколдованный круг,
Где тебе – не любовь я, не враг и не друг.
Я больше не приду к тебе,
Чтоб забрать всю твою боль.
Я больше не приду к тебе,
Чтобы просыпать к ссоре соль.
Не приду, чтоб не слышать прощальный речей,
Чтобы наша вина оказалась ничьей.
Ну зачем же тебя мне собою казнить,
Если нам друг для друга судьбою не быть.
март 1990
Твой взор обращен на восток,
Туда, где пылает пожар.
Но это так солнце встает,
Желая прогнать твой страх,
Насильно развеять твой сон —
Бредовый ночной кошмар.
Оно отпускает грехи
Всем, кто этой ночью не спал.
Оно не даёт нам надежд
На то, что приносит нам ночь.
И мы, натянув прах одежд
Уходим отсюда прочь.
Оно заставляет нас
Быть теми, кто так нам чужд.
Оно ослабляет власть
Над разумом наших душ.
И мы покидаем тот мир,
Где было нам так хорошо.
Боясь потерять тот миг,
Мы ищем тех встреч ещё…
Но полдень сдувает пыль
С уже потускневших грёз.
Он нас заставляет забыть
Восторги и признак слёз.
Он гасит последний луч
В глазах твоих синих звёзд.
И ты убиваешь мысль
Вопросом, который так прост…
И вот уже нет ни следа
От тех, кто вчера был там,
Где ночь зажигала мрак,
Зовущий к иным мирам.
И день убивает страх
Пред тем, чтоб попасть туда.
Твой разум – в чужих руках,
И в этом твоя беда.
Ты им отдаешь себя
Смелей и сильней, чем мне.
Ты мог бы любить меня,
Но незачем это тебе.
Ты просто боишься луны,
Глядящей сквозь дымку штор.
И тень непонятной вины
Туманит всегда твой взор.
Ты хочешь понять себя,
Считая за меру других.
Ты вправе забыть меня,
Как сна самый смутный миг.
Ты мог бы понять меня,
Когда б ты того хотел.
Ты знаешь, что в общем, зря
Твой день свою песню спел.
Он был, как ужасный сон,
Ползущий ночной кошмар.
На запад твой взор обращен,
Туда, где пылает пожар…
апрель 1990
Разве можно запрятать ножи
Под прозрачною тканью из слов?
Разве можно пустоты души
Заполнять только плесенью снов?
Эти лезвия резали в кровь
Много раз твои вены-мечты.
Эта плесень покрыла любовь,
И завяли твои цветы.
А ты думал: «Какая блажь!»
Оправдать ты себя сумел.
Но всё это лишь мерзкая фальшь:
Ты ведь этого сам хотел.
И любовь твоя – дикий костёр
Безнадежно срывается вниз,
По дороге цепляясь за всё —
Лишь бы выжить и лишь бы спастись.
Ты в бреду целовал рассвет,
Отравляя его росу.
В нём же был только холод и смерть —
Это всё, что тебе я несу.
За твой смех я плачу слезой.
Твоя радость – моя печаль.
Я хочу быть совсем не с тобой,
Хоть и прошлого вовсе не жаль.
Я заранее всё прощу.
Я уйду – пусть тускнеет свет.
Но своей в том вины не ищу,
Потому что её там нет!
апрель 1990
Как хорошо, что есть на свете такие губы,
Глаза такие и ночь, которую б век слушать,
Такие руки нежно любят.
Но где-то всё-таки есть лучше.
Как хорошо, что есть на небе такие звёзды,
Что дальним светом своим надежды наши рушат,
Что с солнца пыль смывают грозы.
Но где-то всё-таки есть лучше.
Как хорошо, что есть на море волна такая,
Что никогда в своём пути не достигнет суши,
Где даже летом снег не тает.
Но где-то всё-таки есть лучше.
Как хорошо, что эта песня звучит напрасно,
Что эту музыку криком ветра не заглушишь.
Как это всё-таки прекрасно,
Что где-то всё немного лучше.
апрель 1990
Мне сказали: «Тебя здесь никто не поймёт.
Притворяйся счастливой, и счастье придет.
И неважно, что будет искусственным мёд,
И что жаркий огонь переплавится в лёд,
И что солнце, не встав, на востоке зайдёт,
И что день, не родившись, младенцем умрёт.
Этот мир – не для жизни, он вовсе не наш.
Если нужно нам будет, ты всё нам отдашь!
Не сейчас, так потом, мы умеем терпеть.
Мы в конце концов снимем на святость запрет.
А взлетать выше всех в общей стае нельзя», —
Мне сказали всё это мои же друзья.
Мне сказали: «Остынь, время бьёт, словно плеть.
Читать дальше