Твое я узнаю с искрой озаренья,
С лукавой усмешкой над жизнью своей.
Кому-то ты станешь великим виденьем,
Кому-то – пророком забытых идей.
Ты там, где долины тоской наполняют,
Где город под снегом, увидевши сон,
Меня своим обликом вновь опьяняет
И смотрит глазницами желтых окон.
Ты в книгах – безудержный, грубый ребенок,
Кто в детстве не знал, что такое каприз.
А здесь – неудачник, который неловок,
И вечно уходит за шторку кулис.
Боится быть узнан, боится вниманья.
Задумчив, печален, всегда молчалив.
Я вижу, какое исходит сиянье,
Когда твоим взглядом наполнен залив.
Пьеро? Арлекин? Да не то и не это.
Застенчивый, робкий и скромный чудак.
Ты там, где на небе вдруг сполохом света
В одно лишь мгновенье повержен весь мрак.
Но сорвана маска и карты открыты:
Далекий и близкий, чужой и родной.
Никак не умерить мне горечь обиды,
Когда красоту очерняют с лихвой.
Все видят улыбку, веселье, банкноты,
Удачу и славу, стремительный взлет.
Никто – одиночество, боль и заботы,
Отчаяние, страх, искалеченность, пот.
Ты там же, где я: и со мной, и отдельно, —
Смеющийся странник пустынных дорог.
Мы будем глядеться в витрины бесцельно
И будем бродить, не жалея сапог.
Бывает ли ангел смешным, неуклюжим?
И может стать клоун героем на раз?
Смотрю на дома в потемневшие лужи
И вижу лучи твоих сказочных глаз.
Трагедикомедийное сочинение, не лишенное элементов буффонады
1.
Год не помню… Знаю, что зимою
Захожу в пустынный ресторан:
Он открылся перед самою войною
И затерян в памяти южан.
На столах – обрывки старой прессы,
Пыльный слой, что толще, чем палас.
Барабаню я мелодию из мессы,
Почерневший трогаю атлас.
До меня бывала здесь эпоха:
На балах скрипели каблуки,
Фраки кланялись, и в страшной суматохе
Дым сигар ловили бедняки.
Скользкий пол, начищенный до блеска,
Рассыпался тысячью огней,
И немного процветала фальш бурлеска
В шепоте задумчивых теней.
Но сегодня за обедом – ветер,
Что пришел из дальней стороны.
Он попутчик мой единственный на свете:
Для скитаний мы закалены.
Позолоты нет у канделябров.
Стерлась гладь блистающих зеркал…
Засыпаю тихо на парче и швабрах —
И мне снится, что тот полон зал.
2.
Показались тонкие корсеты,
Кружева скрывают кринолин.
И повсюду снова пышные букеты.
Ты стоишь в толпе совсем один.
«Принц приехал!» – Ко двору из своры.
Здесь почти не видно светлых лиц:
Лишь шакалы да и хищники, и воры,
Раболепно что склонились ниц.
На усах шампанское искрится,
А в душе черно от злобных дел.
Пьяниц видных из элиты вереница,
Что творят в газетах беспредел.
Я хватаю этих лицемеров
И за ворот отправляю прочь! —
Что с галантностью, достойной Люцифера,
Лишь за чеки рады всем помочь.
И, собрав затертые монеты,
Их швыряю в лица богачей.
Так рождаются бессмертные куплеты,
Что сколотит трио скрипачей!
Разве это сказочная свита?
Разве ты достоин гадкой лжи?
Но буря стихла, зал пуст и дверь закрыта.
И я гляжу в пустые витражи.
3.
Принц устал. Он помнит еще годы,
Где, как Ноли, бегал по углам.
И витал тогда острее вкус свободы,
Что грозила угодить в Бедлам.
Вдалеке умолкли все фанфары,
Только ветер кружится быстрей.
Стихли звуки и последние удары.
Меркнет свет от пышных фонарей.
Вот он здесь – и я стою напротив.
Было мне когда-то, что сказать.
Нет вокруг толпы из жаждущих пародий.
Время гаснет. Шанс не может ждать.
Я молчу и не могу иначе.
Есть слова, что не произнести.
Кто в душе своей пошире, побогаче,
Тот поймет безмолвные пути.
Он же, быстро зажигая спички,
Дым нагнав, печально смотрит вдаль.
И на чай оставив мелочь по привычке,
Так и не берется за хрусталь.
Проходя и стряхивая пепел,
Он колотит пыльный мой пиджак
И треплет воротник, как-будто это ветер.
Я слышу:
За спиной стихает его шаг.
Читать дальше