Шерман Гадэс - Вселенная и пустота внутри меня

[18 января 2017 г.]

Я далеко от окопов,
но в рот набилась земля.
И на плече нет винтовки,
шею же душит петля.

Я не стреляю по людям,
но пальцы сводит дугой.
Больше пропавших не ищут:
души познали покой.

Не на станке мои руки
гибкий цепляют металл.
Нет орденов за отвагу
под громкий огненный шквал.

Не поднимаю в атаку
бледный десяток бойцов,
Хоть мне и слышится всюду
долгий и пламенный зов.

Если уходят в разведку,
если безумствует бой,
Я пулеметные гнезда
не закрываю собой.

Не приходилось на флоте
в яме бушующих вод
Рваные штопать мне раны,
Черный увидеть восход.

Не бью и прорубь на Мойке,
чтоб сделать клейстерный суп,
Но почему-то те муки
стоном срываются с губ.

Я не ношу ряд из цифр
и полосатую ткань,
Но сразу кровь стынет в жилах,
зная немецкую брань.

Так отчего же терзает
сутками жгучая боль,
Если стучат метрономы
и небо чёрно, как смоль?

В ушах завоют сирены,
дико снаряды свистят,
Дрожь мне пронзает всё тело
мёртвым покажется взгляд.

Память лишь ясна в забвеньи,
что дымкой стелится в круг.
Пламень войны не угаснет,
покуда в жилах есть стук.

[19 января 2017 г.]

Отпустите меня со службы.
Братья,
Дайте напиться вина!
Уберите подальше ружья
Сплетен,
Что опускают до дна.

Простите, что душно мне в храме,
(Жарко!
Ветер не вхож здесь гулять)
Прислонившись к оконной раме, —
Звезды
Манят сияньем опять…

Вино мое алое – лира.
Слушай,
Дивно звучит как в тиши!
Попробуй пройти хоть полмира —
Слово
Можно ль писать без души?

Поэму ли – без вдохновенья?
Книгу —
Сладкой лишить ли тоски?
Из песни – убрать откровенье?
Кисти —
Скупо убавить мазки?

Позвольте служить лучше даром,
Свыше
Что ниспослал мне Господь.
И в храме намоленном, старом
Строки
Смогут грехи побороть.

Служенье бывает различно:
Небо
Нам посылает талант.
Зарыть его – слишком цинично,
Служка,
Кесарь ты иль музыкант.

Направь дело в доброе русло,
Смело
Пусть возрастает оно.
Молитва – большое искусство.
Братья!
Пейте ж и в о е вино!

[21 января 2017 г.]

Глубокий сад – оттенок темных глаз,
Сияньем чуждым далеко уводят.
Я не прошу сказать тебе о нас,
Ведь каждый сам в своей стихии бродит.

Свеченье дум разглядывать в стекло —
Кому-то нужно увидать другое.
И что когда-то важным быть могло,
Теперь лежит без толка и покоя.

Пройтись наверх по мраморным огням…
А мне – стоять в подножьи монумента.
Безлунной тьме и темно-серым дням
Играю песню светлого Адвента.

Проходишь мимо – неприметен вид.
Бутоны рассыпаются от пепла.
Устало-мутно день на ночь глядит,
И дрожь в груди померкла и ослепла.

[30—31 июля 2017 г.]

Белесые светятся сумерки,
И тени плывут у ограды.
Дорогой ли этой мы умерли
И ночью укрылись громадной?

По краю пути бесконечного
Ложатся капельки мрамора.
Кто-то жалок в своем подвенечном,
Другие – с гордостью в траурном.

Полутьмою дверь закрывается,
На пороге мерцает иней.
Дуновенье неслышно затаится
И нарушит знакомость линий.

Далеко до сада увядшего.
Ночь темнее моих исканий.
Силуэты, судьбу потерявшие,
Обретают размытые грани.

[10 августа 2017 г.]

Набат по мне отзвучал,
Мир закружился в глазах.
Приди на старый причал
Ты, неизвестный монах.

Прочти молитву скорей
О той заблудшей душе,
Которой в отблеске дней
В закат хотелось уже.

Сожми распятье в руке,
Надвинь на лоб капюшон.
Волна бела на песке,
Как белый снег, светлый сон.

Забвенье хуже, чем смерть.
Любовь короче, чем миг.
То знает древняя твердь
И седовласый старик.

Дорогу к ним не найти,
Среди унылых руин
Давно забыты пути:
Вокруг безмолвия гимн.

И не нужны никому
Великий в прошлом мудрец,
Лежащий в пыльном гробу,
Да мхом поросший дворец.