Сергей Фомичёв - Стрекоза на палубе

Несут белое крошево, белую масть,
Из низин на бугры, запыхавшись,
В кладовой много снега, и можно украсть
Серебра у зимы, не попавшись.

И пока ещё в хатах хозяйки не спят,
В бледных сумерках синей громадой
Вдруг нависнет над Доном снежный снаряд,
Чтоб сорваться потом и падать.

И лавина пойдёт с гулом мягким, глухим,
Полетит на кусты без усилий,
За собою влача к небу рвущийся дым,
Серебристый подол снежной пыли.

Сядь, скажи мне что-то на прощанье,
Дай мне руку – высмотреть изгибы,
По Твоей руке читать могли бы
Греческие завещанья.

Ты сегодня выглядишь иначе,
Смуглость кожи, нос чуть-чуть горбинкой,
Дай мне поцелуями на сдачу,
Я их прочитаю без запинки.

В Твоих венах кровь богов Олимпа
И загадочность восточной речи,
Где начала женские, там нимфы
Обвивают волосами плечи.

Силуэт Твой тонок и прозрачен
В очертаньях солнечного круга,
И мне кажется, что я захвачен
В Твои сети, и в том нет испуга.

Не смотри так жадно на дорогу.
Я уйду один без проволочек.
Мы в России так же славим Бога,
Приезжай хотя бы на денёчек.

У солнца много сил,
Чтоб жечь напропалую.
Лишь к вечеру идти
На огненный закат.
Дорожкой пламенеть, и
Воздух в поцелуях
От лёгкого вина
Насыщен и богат.

Какие песни петь о
Греческих началах?
Всё потонуло там
Столетия назад.
Теперь другая жизнь,
И всё на тех причалах
Другие племена
Рожают и галдят.

Дорога вьётся вдаль,
Вдоль бухт по серпантину,
Вдоль черепичных крыш,
Что смотрят вверх и вниз.
В долинах вьётся сон,
Плантации маслины
В серебряных руках
Зажали кипарис.

Твой самолёт ушёл,
Став точкой на экране.
Оставив в сердце грусть
И черноту волос.
Я ж всё Тебя ищу
Среди чужих компаний,
И снова, как тогда,
Дождь не жалеет слёз.

Метутся народы, гудят во все трубы,
Шуршит при дороге ковыль.
Умчаться за грани материи грубой,
Что ветром гонимая пыль.

Приютилась в придорожной пыли
Утром, как измена или скверна,
Словно про неё уже забыли,
Маленькая, тихая таверна.

И хозяин – грек, провидя много,
Устремляет взгляд на вновь входящих,
Позади тяжёлая дорога,
Водка хрена всё равно не слаще.

В деревянных стульях лак азалий,
Запах тихого уюта и веселья.
Хорошо, что мы сюда упали
По глоточку гнать своё похмелье.

Под обрывом камни, берег моря,
Мается худая собачонка,
Хорошо здесь жить, не зная горя,
На краю земли, что на обломках.

На столе оливковое масло,
На мангале запах и шипенье,
Хоть и кризис, но не так опасно
Слушать вымыслы и греческое пенье.

Там в России ветрено и скверно,
Небо с грустью смотрит на прохожих,
У обрыва тихая таверна,
Ни на что на свете не похожа.

Брошен камень, словно жребий брошен
На моём гостиничном столе.
Волнами отполирован и изношен,
Как напоминанье о Тебе.

Помнишь, незадолго до заката
Мы лежали животами вниз.
Волны спорили и шли толпой куда-то,
Исполняя ветреный каприз.

Мы болтались лодкой на приколе
В лёгкой пене, устремляя взгляд
В мокрый берег; как-то поневоле
Ты достала камень наугад.

Этот камень – родина Ахаи,
В нём изгибы линий повело.
Брошен жребий, и теперь я знаю:
Он хранит в себе Твоё тепло.

Ох, дороженька бескрайняя,
Пьёшь ты ног моих тепло,
Ждёт меня сторонка дальняя,
Сердце снегом замело.

Ясный сокол, птица божия,
Нам с тобой не по пути,
Ждёт меня семья острожная,
От которой не уйти.

Ох, дороженька, запомни
Мою молодость и стать,
Жинка с детками в Коломне
Меня будут поминать.

Оступился по незнанию,
Соловьём хотелось петь,
Не могу без покаяния
Я для Бога умереть.

Задыхаемся и стонем,
Словно в сетке караси,
Звон кандальный тихо тонет
В небесах святой Руси.