Алеся Шаповалова - Ипостаси любви

Когда-нибудь и я
Войду в пресветлый город.
За всё держать ответ
Настанет мой черёд.
Меня поймёт лишь тот,
Кто тоже был так молод,
Кто сердцем, как мечом,
Колол холодный лёд.

Я всё им расскажу
(слова – такая малость!)
А слёзы будут жечь,
И будет боль – до дна.
Три тысячи ночей,
Собрав в кулак усталость,
Я буду ждать, когда
Мне скажут: «прощена!»

И хлынут вдруг ручьи,
И свет сожжёт одежды,
И по плечам моим
Рассыплет серебро.
И я войду в тот сад,
Где ты – моя надежда,
А я – из живота
Изъятое ребро.

2000

Будет свежий хлеб за ночной постой,
Буду я твоя, будешь ты – не мой.
Будем вновь делить неделимый куш,
Буду я – жена, будешь ты – не муж.

А забрезжит свет, и повозка ждёт,
Проведу тебя до своих ворот,
Разломаю хлеб, тот, что за постой,
И вот так тебя отпущу к другой.

2001

Сердце птицею дрогнуло:
Может всё это зря?
То не остров был огненный,
А простая заря.

Но забыв про сомнения,
Взяв арбузы и нож,
Поплыву по течению,
Если ты меня ждёшь.

2000

Люди сходятся и расходятся.
Это проза.
В феврале даже сердце ёжится
От мороза.
Не спасут ни шарфы, ни курточки.
Не согреют.
Ты уйдёшь, и душа на чуточку
Постареет.

2001

Преступление? Преступление.
Это ты преступил черту,
За которой меня в забвение
Окунаешь, как в пустоту.

А ночами так тянет холодом.
Я забыла, когда спала.
Преступлением, словно долотом,
Выбиваешь куски тепла.

Забываешь меня, а письмами
Утираешь слезливость глаз.
Преступив прописную истину,
Убиваешь обоих нас.

2000

Она оглянется – и всюду свет,
Легка и смешлива, как птица.
То «да» вдруг обронит, то скажет «нет»,
То девочка, то блудница.

То строго ресницы опустит, то вдруг
Начнёт хохотать без причины,
Её не выносит чета подруг,
Зато обожают мужчины.

И ты к ней прилип, как к живому теплу,
Наивному славному чуду,
А мне на прощанье так сухо шепнул:
«Тебя никогда не забуду».

1996

Оттого и хотелось тепла,
Что сберечь я его не могла,
Что из рук моих, как зерно,
Просыпалось в поля оно.
Возвращалось в печи хлебами
То тепло, что делила с Вами.

Белой скатертью стол стелю —
Долгожданному гостю все же!
Угощайтесь, я хлеб делю
Так же просто, как прежде – ложе.

2001

Все возвращения банальны,
Но снова в поезд я сажусь,
И жду какой-то свежей тайны,
Хотя все знаю наизусть.

И с каждым новым возвращеньем
Старею на год или два.
Одно лишь в этом утешенье:
Во мне рифмуются слова.

2000

Ресничная радость – коснуться, успеть,
От света сощурясь, в ладошку уткнуться.
И чувствовать снег за окном, и лететь,
И снегом растаять, и снова – проснуться.

И всё пробужденьем своим оживить:
Картины, хрусталь, полутени в прихожей.
И в утро на цыпочках тихо вступить.
И утро впитать и почувствовать кожей.

И знать, что за тысячу вёрст и земель,
За сто расстояний, растянутых в строки,
Ты тоже проснулся. Ты слышишь капель,
И образ твой светлый, прозрачный и лёгкий.

2001

Однажды Машенька и Аннушка
Найдут в бумагах мой портрет.
И скажут: – Вроде бы, прабабушка?
И сколько ж здесь ей было лет?

– Наверно, двадцать, может, с хвостиком,
Смешная, правда? Посмотри,
На обороте легким росчерком,
Похоже, цифра двадцать три?