Андрей Белый - Москва

Однажды спросил:

- Расскажите мне, Киерко, что вы там собственно...

Киерко, в губы втянувши отверстие трубочки - ("пох" - вылетали клубочки), ответил ведь, - чорт его драл - на вопрос затаенный:

- Собрания, совокупленья людские - пох-пох - запрещаются же строжайше законами, - ну-те...

Щемил левый глаз; и уткнулся бородкой и трубочкой под потолочек:

- У вас паутиночки: вам бы почистить тут надо.

И свел всю беседу - к чему? К паутинке!

Сегодня профессор был Киерке рад; еще утром подумалось:

- Вот бы пришел к нам Пукиерко: поиграли бы в шахматы.

Он и пришел.

Сели: доску поставили, - передвигали фигурами:

- Ну-те ка... Ферзь-то... А нового что?.. Благосветлова - а!

- Беру пешку.

- Движения ждете воды? - И зрачок, как сверчок, заскакал по предметикам; Киерко им овладел:

- А что, если - профессор продвинул фигуру - да нет: будет все, как и было.

- Он - ну-те - им нужен - скривил ход коня - сволокли рухлядь в кучу; и "сволочь" такую хранят: дескать - быт и традиция... Это ж попахивает миазмами: нет, я, вы знаете, санитар, - и он вкрапил: - "вы - ферзью?"

- Вы, Киерко, есть социалист, - благодушил профессор.

- Да как хотите; а вы "консерватор?" Нет, знаете - кто? - повертел он носком, вынул трубочку, ею постучал, чиркнул, фыркнул, вкурился и - "пох-пох" - клубочки выстреливали.

- Дело ясное: - ферзью пойду.

- Вы есть анархист: разрушитель: перекувыркиваете математикой головы... Ну-те: да вас бы они уничтожили; вы и прикинулись, будто, как все; совершенно естественно: там патриотика, всякое прочее; были ж "япошки?" Да что, консерватором сделались: это, позвольте заметить, - как кукиш показанный: надо же жить математику - ну-те... - вкурился, и лихо откинулся, вздернувшись трубочкой, пальцы свои заложил за подтяжки, носок пустил "вертом":

- А консерваторище не вы - Задопятов - суглил зрачком в доску:

- Съем - ферзь.

- Чорт дери.

- Да-с, либералы - матерые консерваторы, - ну-те; на свете навыворот все: волки выглядят овцами, а овечки - волками - "пох-пох" - вылетали клубочки, и трубочка шипнула.

Встал и привздернул плечо, и - вкривую прошелся, щемя левый глаз, и поплескивая правым веком:

- Ну-те ка - содробите две дроби, которых числители, скажем, - "два", "три".

- Я найду наименьшее кратное - изумился профессор.

- А далее?

- Я числителя каждой умножу на кратное.

- Ну-те: и мы так - согнувшись дугой, стрельнул пальцем в профессора:

- Наименьшее кратное - уравнение экономического отношения, а умножение рост богатств: прежде чем множить богатства - равнение по наименьшему кратному: фронт единый.

Профессор, не слушая, над опустевшей доскою, приподнял ладонь:

- Чорт дери, - попал в "пат": и ни шах, и не мат.

Атмосфера уюта - висела; и стало - немного смешно, чуть-чуть жутко.

И киерко.

10.

Уж Митя и Грибиков выбиралися из горлодеров базара - к Арбату, проталкиваясь в копошащемся и гнилом человечнике; перессорились пространства, просвеченные немигающим очерком медноцветного диска.

И вот - неизбежный Арбат: громобойная улица.

Остановившийся Грибиков, еле справившись с чохом, уставился в Митю нагноищами лиховещавых зрачков:

- Много, стало быть, у вас книжиц.

И - да: не лицо, а кулак (походило лицо на к 1000 улак - с носом, с кукишем) выставил Митя:

- А вам что?

Казался надутым купырзою:

- Я вот думаю, коли вы раздаете такие изданья наук, с позволения вашего, так, что и даром... Чахоточный красноплюи разводит.

- Что?

- Этот вот - Грибиков показал: кто-то кашлянул кровью.

- Продашь.

- А его бы пора на Ваганьково, - неответствовал Грибиков; и, пройдя шагов десять, обчхался.

- Чихач... Стало, батюшка - не снабжает деньжатами? - продолжал он мещанствовать:

- Денежки нынче и крысе нужны - злохотливо прибавил.

- Не очень, - как видите...

- Что?..

- Не снабжает...

- Какой приставала, - подумалось Мите, - отделаться бы... Но лицом показал тупоумие.

- Не разумею я - пуще примаргивал Грибиков, - был бы оравистый, многосемейный ваш дом; а то сам, да мамаша, да вы, да Надежда Ивановна; проживает сам - четверт, а деньги жалеет.

И Грибиков покачал головой.

- Ну, прощайте, мне надо тут - отвязывался Коробкин.

Едва отвязался.

А Грибиков тут же свернул Притетешинским Кривогорбом; потек в горлодеры базара с какою-то целью опять, соображая его занимавшее обстоятельство (брал не умом, а усидкою, подмечая и зная про всех), правил шаг в распылищи, где те-же белесые купчики облапошивали несознательных граждан; расталкивался по направлению к тяжелому старику, - тому самому букинисту: