Николай Туроверов - «Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы

Игра сдана и начата.
Глухая ночь. Начало марта.
Любимый месяц; но не та
Опять ко мне приходит карта.
Опять, как будто бы на зло,
Я лишь фигуры прикупаю.
Мне никогда так не везло;
Но я играю и играю.
За ночь одну я поседел.
Бледней стены, в табачном дыме,
Я не сдаюсь. Ломая мел,
Твое нетронутое имя
Пишу на залитом сукне,
В чаду разгрома и попойки,
В залог всему. И снова мне
Дают валета к нищей двойке.
Иль я не создан для игры,
Иль я, действительно, не молод,
И вот, в Тартар-тартарары
Лечу стремглав, вдыхая холод
Непоправимого конца,
Игры проигранной до праха,
И нет, как нет у мертвеца,
Во мне сомнения и страха.

Потерявши все, ты станешь чище,
Будешь милосердным и простым,
И придешь на старое кладбище
Посидеть под дубом вековым.
Без стремлений пылких, без обмана.
Жизнь, как есть! Смиренье и покой.
Хорошо под сенью великана
Отдыхать смущенною душой,
Птицей петь в его зеленой чаще
И листочком каждым дорожить.
Жизнь, как есть! Но жизнью настоящей
Только дуб еще умеет жить.
Грузно поднимаясь в поднебесье,
Он вершинами своих ветвей
Ничего уже почти не весит
В вознесенной вечности своей,
И, уйдя в подземный мир корнями,
Над безмолвием могильных плит,
Над еще живущими, над нами,
Как он снисходительно шумит.

Я шел по дороге и рядом со мной
Кружился листок золотой.
Летел он по ветру, потом отставал
И снова меня догонял.
Не это ль твоя золотая душа
Решила меня провожать,
Напомнить, что близок положенный срок,
Осенний дубовый листок?

Из всех мечтаний лучшая мечта
О бедности бездомной, о свободе,
О том, быть может, недалеком годе,
Когда вся жизнь окажется проста,
Как жизнь вот этого дубового куста.
Он крепче всех стоит в молодняке,
Вокруг него лепечет мелколесье,
А старый лес молчит невдалеке,
Как будто все он пережил и взвесил.
Дубовый куст дает тебе приют ―
Ложись под ним и засыпай, бродяга.
Ты отдохнешь, ты будешь счастлив тут,
На склоне неглубокого оврага.
Ты будешь спать на шелковой траве,
Под вечер неожиданно проснешься
И над тобой склонившейся листве,
Как матери, спросонок улыбнешься.

Был полон мир таинственных вещей,
А я был жаден, беспокоен, зорок,
В Донце ловил я голубых лещей,
И хищных щук, и сонных красноперок.
А в длинных буераках за Донцом,
Без промаха стреляя куропаток,
Я мог уже соперничать с отцом,
С охотниками быть запанибрата.
Я забывал, что надо пить и есть,
Собака верная со мной не разлучалась,
Ее в репьях всклокоченная шерсть
Руном мне драгоценнейшим казалась.
И не было подобных ей собак,
И не было страны подобной этой,
Где б можно было задыхаться так
От счастья и от солнечного света.
Сияла степь все суше, горячей…
И нежностью уже нечеловечьей
Звучал мне голос… Только голос чей?
Наверно, твой, тоскующий кузнечик.

Опять в степи неугомонный ветер.
Свистит ковыль, качается бурьян.
Опять ирландец ― годовалый сеттер,
От дикого простора полупьян,
Кружит, кружит широкими кругами,
А дичи нет ― какая пустота.
В печальном небе высоко над нами
Летят, не опускаясь, стрепета.
Весь птичий мир готовится к отлету,
Пернатый мир давно настороже;
Сентябрь зовет на псовую охоту,
Не видя толку в дробовом ружье.
Но мы с тобой, мой рыжий пес, не верим,
Что нашей воле подошел конец, ―
По малолетству за осенним зверем
Не пустит нас стареющий отец, ―
Кружим, кружим в степи, не отдыхая,
Авось, еще нарвемся на дрофу,
Иль диких уток обнаружим стаю
Под вечер в мочажинах [12] Мочажина ― заболоченное топкое место. на лугу.
Но степь мертва. За черными скирдами
Под ветром тлеет медленный закат,
И машет нам тревожными руками ―
Зовет домой ― полураздетый сад.
Отец сидит за бесконечным чаем,
Бушует ночь вслепую на дворе,
И мы с ирландцем рядом засыпаем
В отцовском кабинете на ковре.

Священный час еды! Благословенный час,
Ниспосланный голодным и усталым.
Кулеш, заправленный малороссийским салом,
Кипит, дымясь, в чугунном котелке.
Счастливый день, ниспосланный от Бога!
Возница мой повел коней к реке
На водопой, где мокрая дорога
Парома ждет. Но не спешит паром,
И мне уже не надо торопиться ―
Куда спешить, когда уверен в том,
Что этот день не может повториться.
Дождь отшумел давно. Но солнца нет, как нет,
И длится час блаженного покоя.
И льется на поля такой чудесный свет,
Что кажется весь мир одетым в голубое.