А в глазах – наркотический след
От возросшего вдруг самомнения,
Что тебе неподвластного нет.
Так и хочется в тон лицемерию
Распальцовку взметнуть в облака,
Раздувая эффектно феерию…
Но зачем мне валять дурака?!
Не за тем я, заплеванный бесами,
В будуар твой незримо проник,
Чтоб якшаться с твоими повесами,
Никогда не читавшими книг.
Мне достаточно слова приветного
И касания легкого уст…
Но, увы, ничего нет заветного
Для того, кто, как вакуум, пуст.
И наставник седой Аристотеля
Мне отныне уже не указ.
Кем напишется наша история?
Чем закрасят сияние глаз?
Все забудется, даже таинственность
Не имевших зарока ночей.
Не забудется только воинственность
Неприкаянной грусти твоей.
«Мы живем, под собою не чуя страны…».
О. Мандельштам
Ты живешь, под собою не чуя страны,
Будто в космосе где-то паришь.
От объявленной кем-то народу войны
Ты сбегала в Мадрид и в Париж.
Ты построила замок из мифов и грез
И удобно устроилась в нем.
Ни страданий людских, как и льющихся слез,
Ты не видишь ни ночью, ни днем.
Из комфорта не слышен униженных стон,
А убитые вовсе молчат.
Ведь в грядущем маячит властительный трон,
Даже если он ложью зачат.
Осуждать или нет – это дело других.
Я иначе на женщин гляжу.
Если отзвук твоих похождений затих —
Значит, ты проложила межу
Между прошлым и будущим, злом и добром
И решила по-новому жить.
Потому и подумать о крае родном
Я хотел бы тебе предложить.
Нас эпоха-гиена застала врасплох —
И питаемся падалью мы,
Будто каждый внезапно ослеп и оглох,
Воспевая всевластие тьмы.
В королевстве кривых и разбитых зеркал
Окосел обделенный народ;
И осел, что когда-то свободно кричал,
Сам заткнул свой испуганный рот.
В зарубежные банки плывет капитал,
И реке той не видно конца.
Всех, кто был не рабом, твой отец затоптал,
Не оставив им даже чепца.
Ведь твой пращур давно оторвался от масс
И мечтает он лишь об одном,
Чтобы вечно рулить, подбирая окрас
Под изменчивый мир за окном.
А сидящие там, на загривках людских,
Потеряли и веру и стыд.
Даже боги, узрев из чертогов своих
Наши горести, плачут навзрыд.
Я хочу, чтобы ты пронеслась над землей,
Оседлав амазонкой коня,
И явилась народу Авророй-зарей…
Но ты прежде послушай меня.
Поживи в кишлаке на зарплату врача,
Подыши безнадегой рабов —
Вот тогда-то поймешь без речей толмача,
Что такое Отчизны любовь.
И над грядкой согнись в три погибели ты,
Заработай заслуженный горб,
И в трущобу вернись, где не пахли цветы —
И познаешь прижизненный гроб.
Ты без денег отца и его кулаков
Попытайся взойти на Олимп.
От системы гнилой нахватав тумаков,
Ты сама уничтожишь свой нимб.
Искажается все на несчастной земле,
И становится нормой порок,
А тебе невдомек: ты в уютном тепле
Удлиняешь заманчивость ног.
Но ведь кто-то же должен и сердце зажечь,
И развеять сгустившийся мрак,
И народу помочь честь и совесть сберечь
И на солнечный выйти большак.
Вот задача твоя, а не «свисты» в сети
И не девичий вздох в тишину.
Откажись от судьбы прозябать взаперти —
И тогда ты почуешь страну.
А, почуяв ее, невозможно не стать
Гаутамой грядущего дня.
И когда для души обретешь благодать,
Ты захочешь почуять меня.
«Что мне спеть в этот вечер, синьора?
Что мне спеть, чтоб вам сладко спалось?»
А. Блок
В этот будничный вечер в Кибрае,
Как всегда, ты упрямо «свистишь»
О заведомо призрачном рае,
Повторяя избитый фетиш.
«Дорогая, любимая Юля,
И на кой тебе твито-возня?!».
А в ответ появляется дуля
И лукаво глядит на меня.
И уже я общаюсь не с Юлей,
Не с прекрасной синьорой своей,
А с ее маникюристой дулей,
Словно с музой капризной моей.
Ликовать или плакать – не знаю.
Но цветы погибают в пыли
И предсмертные вздохи Кибраю
Посвящают на плахе земли.
И, лицо отвернув от фигуры
Из трех пальцев, бреду я впотьмах
От исчезнувшей вдруг синекуры
В неизвестность и, может, во прах
И себя вопрошаю: смогу ли
На исходе кривого пути
«Насвистеть» для блондинистой Юли,
Что желанней она вне сети?
И я снова назад возвращаюсь
И пытаюсь почуять вдали
То, чего не имел, но лишаюсь —
Виртуальной любви от лейли.
Пусть по воле судьбы неудобной
Мы не будем с тобою вдвоем,
Но мы встретимся в жизни загробной
И в Чистилище вместе войдем;
И познаем идиллию рая;
И не будет нам плод запрещен;
И забудешь ты карму Кибрая,
Ибо плод будет мной подслащен.
Без ума от шального напора,
Эротично шепну я вопрос:
«Что мне спеть в эту вечность, синьора,
Что мне спеть, чтобы вам не спалось?».
Читать дальше