Array Антология - Соборище 2. Авангард и андеграунд новой литературы

Быть собой. Жить – любя. Понимать, что такое свобода.
И не видеть мечтами о ней лишь изъеденных лиц.
Я встаю по утрам, а вокруг меня тысячи птиц.
Это лучше, чем все, что я видел за все мои годы.

Голова как в тумане и синие-синие горы
Облака подпирают, держа их в незримых руках.
И плывут над полями драконы причудливой формы.
И летят сквозь них птицы, как будто на луч маяка.

Я смотрю в это небо и вижу, как мало для счастья
Нужно в принципе тем, кто всего лишь умеет летать.
Что мы можем им дать, этим птицам? Зерна и участия
В их прекрасной свободе, что так далека и проста.

Далека от нелепостей наших невзгод и законов
И проста, как окружность полей, где растет лемонграсс.
Ходят птицы в полях и летят над полями драконы,
Охраняя их рай от чужих и завистливых глаз.

Галилея прекрасна, мой друг. Здесь я вновь убедился
В том, что жизнь есть цветная спираль, а не замкнутый круг.
Я не помню, каким был задуман и кем я родился.
Но я, кажется, знаю, кем стану, когда я умру.

Здравствуй, милая. Караван мой почти ушел.
Я спешу за ним, словно это – последний поезд
И идет он в Вечность, оставляя незримый шов
На губах Пустыни. Здесь у жизни иная скорость.

Вроде сделал шаг, а прожил уже сто веков
И стоять бы мог, как в потемках иная глыба
И манить к себе… А душа во мне стала рыбой
И устало глядит на мир из моих зрачков…

И сдается мне – я не помню ни наших нег,
Ни единой муки. Все замерло, словно в тине.
Мой верблюд так бел, как бывает лишь первый снег,
Что порой и вовсе ложится лишь на картине.

Только розу здесь невозможно сорвать с куста.
Но зато любовь позволяет прожить без хлеба.
Если б я рисовал – я одел бы тебя в янтарь,
А затем раздел и любил бы под звездным небом.

Так и вижу, как ты улыбаешься краешком рта.
Да, нас всех учили: где стыдно – укрой от зрения.
Но в Пустыне я обнаружил, что нагота —
Это чаще внутри и отнюдь не сродни прозрению.

Что такое Истина: Действие? Жизнь? Исток?
Золотой песок? Подарок? Чужое бремя?
Я когда-то думал – Поэт – это как мосток
Между мной и Теми, кто может измерить время.

Оказалось, впрочем, что хуже страстей и бед —
Только речь. И в Пустыне я понял снова:
В этих песках, как в женщине… Как в тебе…
Есть красота, которую портит слово.

В этом городе солнце опасно. Особенно – блики.
Мне казалось – я слепну. А это был только вокзал…
Все сокровища делают здесь, к их сиянию привыкнуть
Может только слепой. А у зрячего режет глаза.

Лишь представь, ты идешь в мастерскую – и тысячи ватт
Освещают тебя, словно идола с чьей-то медали.
И хотя в этот миг ты всего лишь снимаешь сандалии,
Ты уже поддаешься всем чарам того волшебства.

Ты проходишь вперед осторожно, как вежливый гость,
А вокруг, точно в сказке Бажова, горят самоцветы,
И Жар-птицы, как будто насест, покидают браслеты,