Лилия Панищева - Где жизнь, там и поэзия души

Разукрасили сёла сугробы —
Ни проехать по ним, ни пройти…
Белый ветер от яростной злобы
Снежным пухом замёл все пути.

Нет в алом свете прежних грёз —
Они к душе не прикоснутся…
С угасшим взором, полным слёз,
Уехал ты, чтоб не вернуться.

В щемящей скорбности ночей,
В слепящей седине печали,
У молча плачущих свечей
Тебя увижу в сонной дали.

Вновь позовёт любовь с собой
Звенящим шёпотом признаний,
Поманит призрачной судьбой
В пылу ненужных упований.

Но лишь уйдёт, тоскуя, ночь —
И я очнусь от скрытой муки,
Что, улетев когда-то прочь,
В невинном сне ласкала руки.

Нет в алом свете прежних грёз —
Они к душе не прикоснутся…
С угасшим взором, полным слёз,
Уехал ты, чтоб не вернуться.

Когда уйду из этой жизни,
Ты будешь плакать обо мне
И мой портрет на фоне вишни
Погладишь в горькой тишине.

Луч-мотылёк – земная радость,
Накинув солнечную шаль,
Летит туда, где неба святость,
Забыта прошлого печаль.

Застыв у нашего окошка,
Ты вспомнишь: я всегда ждала,
С любовью светлою ладошка
В твоей руке живой была.

Наступит май – взыграют трели:
Споёт, чаруя, соловей;
На вешней клумбе иммортели [4] Иммортели на языке цветов означают: «Живи вечно, навеки твой».
Взволнуют верностью своей.

Резкий ветер, касаясь воздушно,
Растревожил невольно мечты
И развеял вокруг простодушно
Блеск сапфирной речной красоты.

Нереальность пейзажа манила,
Отзываясь в симфонии гроз;
Беспокойное сердце щемило
От наивных утраченных грёз.

В лабиринтах незримого круга,
Где забрезжит заманчивый свет,
Не увидеть счастливого друга
В этом мире безудержных бед.

Только речка утешной волною
Будет нежить меня, как тогда,
Когда жил дорогою мечтою
И не знал ностальгии креста.

Лазурностью пленяло небо мая,
В нём жаворонки пели о любви
К душе весны. И, весело летая,
Ей щебетали трепетно: «Живи!»

В крылатом упоении эфиром,
Что синью звал пернатых в высоту,
Они, как колокольчики над миром,
Звеня, дарили трелей красоту.

И, поднимаясь плавными кругами
Над садом в бело-розовых цветах,
Вдруг, резко опускаясь за лугами,
Скрывались в потаённых уголках.

Мне, очарованной весенней песней,
Дрожавшей переливчатой струной,
Милее свет, который стал чудесней
От пируэтов птички озорной.

Лазурностью пленяло небо мая,
В нём жаворонки пели о любви
К душе весны. И, весело летая,
Ей щебетали трепетно: «Живи!»

Белым фарфором речушка застыла,
Грозно змеилась позёмка, слепя.
В проруби тёмной вода приуныла,
Робко вздыхала, удушье терпя.

Яркий снегирь, красотою лаская,
С песней нехитрой к калине летел.
Алою грудкой меж веток сверкая,
Он в бесприютности верой согрел.

Берег белёсый. Лишь ёлочки лапка
Вмиг отогнала застывшую мглу —
Солнце взыграло: волшебная сказка
Зимней царевной пришла наяву!

В мягкой пороше снежинки мерцали,
Мир украшая в звеневшей тиши;
Но, устремляясь в воздушные дали,
Льдинками бились в порывах души.

Семь свечей зажгу иерусалимских,
Помолюсь в полночной тишине.
Верю, что в распевах херувимских
Отыщу слова любви ко мне.

В аромате мирры воздух мая,
Лёгкий шелковистый небосвод…
Душенька невинная, земная
Нежность беспечальную найдёт.

Обретя тепло и радость жизни,
В ней угаснут страхи, вся печаль.
Раны заживут больной Отчизны…
Не гляди ж с тоской в чужую даль!

Там не отыскать счастливой доли:
Ностальгия – Родины печать…
Васильков цветы на русском поле —
С этим в сердце нам и умирать!..

Семь свечей зажгу иерусалимских,
Помолюсь в полночной тишине.
Верю, что в распевах херувимских
Я найду любовь к моей стране.