кусками с Мальты.
Всё стихосложение —
боль, тихое жжение
твоего луча, целующего линзу.
Твои глаза выжигают огонь
на бересте новых смыслов.
Но его записать и оставить
никак нельзя,
ибо знак не выражает
суть тебя.
Что я скажу иероглифом,
что в любви признаётся?
Ничего,
ибо любовь
только в молчании слов познаётся.
Три слова. И две вечных части
На твоё письмо ответ – молчание.
Ведь слова обнажают чаяние,
что скрыто должно быть внутри,
где и живут желанных слова три.
Я не имею к ним причастности:
слова – в любви всего лишь частности.
К чему они, когда на части
меня разрывает счастье?
Не я пишу, а мысли дышат,
в стихах дыхание услышит
тот, кто, поднимаясь выше,
не требует чего-то свыше.
Наивность. Простота. Молчание.
И счастье. Три слова.
И постоянное участие.
Сложность есть поражение, несчастье.
Ложность есть положение несчастных.
Наивность. Простота. Молчание.
И счастье.
Три слова.
И две вечных части.
Вы скажете: «Я безумен и зол».
Вы скажете: «Я беззубый осёл».
Вы скажете: «Я мучитель основ».
Вы скажете: «Я – ну так, пустослов».
Вы скажете: «Я безбожник и хам».
Вы скажете: «Я осквернил Его храм».
Вы скажете: «Я – ну так, просто срам».
Вы скажете: «Я глуп не по годам».
Вы скажете: «Я сжёг Нотр-Дам».
Вы скажете: «Я угодник всех дам».
Вы скажете: «Я ценитель всех драм».
Вы скажете: «Я – ну так, болван».
А я вам скажу: «Вы молчите, черти,
ведь вам даны лишь услады черни!
А я слышал игру богини, честно!
Любить её руки – моё дело чести».
Толпа галдит, что Христос Воскрес,
но не слышит музы, дара небес.
Её ноты воскреснут, словно Иисус,
сама вечность узрит музыки вкус.
Поджигаю свечой сборник стихов,
разрываю список новых грехов…
Её руки бесценны. Спросите волхвов!
Она кормит ими свирепость волков.
Эти руки летят по струнам скрипки,
эти руки воздушны и сладко липки,
эти руки ласкают мои волосы-нитки,
эти руки – пески, что слишком зыбки.
Эти руки – талант, я целую их нежно,
купаю в водах восторга прибрежных,
грею огнём своих книг, когда снежно, —
это мой способ сказать, что я вежлив.
Над смертью победа сияет в любви:
искусству, религия, в сердце вложи
метафору жизни, не капельку лжи,
и про руки её непременно скажи!
А что мне весь мир – дымка тумана?
А что мне страна – заложник обмана?
А что мне богатство – жертва кармана,
когда обнимаю я трепетность стана?
А что мне весна, весь снег её талый?
А что, мне тесна грудь моя стала?
А что, погибает она? Воздуха мало?
Я не дышу: со мной счастье играло.
А что мне клубок горя Вселенной?
А что мне кубок мира нетленный?
А что мне сансара – круга бессменность,
когда я с тобой почти бессмертный?
А что мне лето, весь жар его бед?
А что, мне света не видеть сто лет?
А что, я ослеп? Потерян след?
Меня без тебя почти уже нет.
А что мне осень, весь шёпот листьев?
А что мы просим, поднимаясь ввысь?
А что, мы больше не пишем писем?
Умерла любовь. Потерян смысл.
А что мне зима, весь гул метели?
А что, мне она простынь стелет?
А что, мы вдвоём, хоть и песню спели,
наш плод любви и после смерти спелый!?
А что мне годы, что время, кончина?
А что мне погоды и бремя личины?
А что мне погоны и жизни причины,
когда я с тобой всецело мужчина.
В небес темноте огненный след,
в звезд полноте подлинный свет —
метеор в пустоте световых лет
плывёт в простоте былых бед.
Он врезается в сферу, сгорает,
он запасается верой, алкает
встретиться с твердью губами,
но его мрачное небо пугает.
Он видел в пути своём горе
и выбрал рабство, не волю:
он предал странника долю
и пал на любовное поле.
Один в жизни микрокосме,
но вот случай бросил кости:
обещает встречу с гостьей
и из гроздей ягод косы.
Он летит земле навстречу,
украшая блеском вечер.
Розой алой он замечен,
зажигает она свечи…
В могиле воздуха гибнет,
тлеет от любви изгиба,
он в печали неба сгинет,
если не вечности глыба.
Метеор исчезает,
так метеоритом не став.
Страсть умирает,
если не знает любовный устав.
В небес темноте огненный след,
в звезд полноте подлинный свет…
Метеор или метеорит?
Любовь никогда не сгорит!
Читать дальше