Яков Есепкин - Вакханки в серебре. Готические стихотворения

И Божиим веселым звездочетам
Откроем части речи, не берет
Отравленное зелье нас, расчетам
Астрийским внемлют цари, не умрет

Убитый, сребро держит нас и прячет,
Нести сюда алмазный мой венец,
Где тень девичья клонится и плачет,
Где зиждятся начало и конец,

Лишь там я ныне, царствие ль язвимо
Паршой, утварный служит верой меч,
Пусть ангелы летят белые мимо,
Тлеенна эта гнусь без чурных свеч.

Возносятся пусть ангелы и плачут,
Мы были в жертвы отданы, засим
Удушенные мальчики не прячут
Колечки с диаментом, угасим

Лишь пламень адоносный и стихие
Дадим веков урочества решать,
Горите, одуванчики лихие,
Сейчас черед безумства совершать.

Стал мертвым Лондон городом, о Трире
Идет молва худая, от кривых
Зеркал и длинных сабель туне в мире
Бежать еще, парафий меловых

Тяжеле иго, нежели часовен
Взнесенные ко Господу кресты,
Всеместно ход истории неровен,
Коварной черноугличской версты

Нельзя преминуть в царствии зефирном,
Дарящем негу красок и любви,
Пылающем о маках, во эфирном
Чудесном карнавале, на крови

Оно всегда и нынее зиждится,
Поэтому катановой свечой
Нас резали с алмазами, кадится
Теперь она за гробною парчой.

Я любил этот снег, этих пепельных зим лепестки
Над гранитом воды, когда черная тянется месса
В тонкой патине дней, а безумье сужает зрачки
И врезает листву в изумруды стоокого леса.

Долго длиться не может сие созерцанье, чреда
Невозвратных утрат, закрывая небесные люки,
В сновиденьях плывет, словно кровь сквозь аорту, сюда,
Где допили мы яд из сосудов узорчатой муки.

Убиенный молчит и в апостольском рдяном шелку,
Одуванчики Божии все на земле прелюбили,
Слепородная кровь источила худую строку,
Чрез нее серебро по холопским двуперстиям били.

Чрез нее, чрез нее багряничные струи теклись,
Барвы красили мел скатертей и лепницу фарфора,
С ангелами пиров брашном щедро сейчас разочлись,
До Голгофы рукой ли подать от святого Фавора.

Мел одно перейти невозможно, скатерки горят
Красным цветом опять, аще белого мы и не стоим,
Круги чертятся здесь, а в адницах снежинки искрят,
Сей ванильный снежок видят эльфии, коих покоим.

Их зиждится покой на успении грозном царей,
На обрезанных втще мировольными Парками нитках,
Буде нас зазовут в светлый маковый рай, цесарей
И царевн молодых мы в своих распознаем визитках.

Наших слез тяжелей не узнают холопские тьмы,
Бьет граниты Невы ледяное теченье веками,
Алчно в мире любили, так полные маком сумы,
Копьеносные ангелы нищих встречают с венками.

Ах, успели невесты, всеверные жены леглись
И дочурки в плену у сарматских безумных притворцев,
И молчат царедворцы, которых преставить брались,
И точат бродники под ногами честных адоборцев.

Можно помнить о нас, можно знать о бессмертии роз
И пеющих дыхниц, присно мертвым и нынче не больно,
Созерцай тот гранит и летящих цезийских стрекоз,
Вечность к зимам идет, а Эдему пыланья довольно.

Рассчитаться укажет с обслугой Царь-Господ рабам,
Если мертвым теперь светлой участи в рае не минуть,
Адников и Невы не вспея, по кривым желобам
Кровь худую сольем, аще уголи в грудь не водвинуть.

Мрамор чермный таит бледной славы горийскую стать,
Розотечные ангелы кровью сирени лицуют,
За какими и тщились мы требники смерти листать,
Копьеносцы теперь на арабской брусчатке гарцуют.

Но проходит зима и опять накаляется горн,
В белоснежных головках горит пелена золотая,
Ты не алчешь высот и вовек отголоски валторн
Будешь слушать из бездн, только зеленью чернь заклиная.

Здесь венчало нас горе одно,
Провожали туда не со злобы.
Дщери царские где же – давно
Полегли во отверстые гробы.

Посмотри, налетели и в сны
Голубицы горящей чредою.
Очи спящих красавиц темны,
Исслезилися мертвой водою.

Тот пречерный пожар не впервой
Очеса превращает в уголи.
Даст ответ ли Андрей неживой,
Расписавший нам кровию столи?