Виктор Ростокин - Собрание сочинений. Том 1. Священное одиночество

Копьем пронзил Донщину Вал Петров.
Дрожит полынь, слепая птаха стонет.
Его шагов не слышно, бранных слов,
И дикие вдали не мчатся кони.
Глухая звень небесная – зачем?!
Царя сутулый призрак одинокий
Маячит, угрожает смертью всем,
Посмеет кто над ним вспарить высоко.
Вот и она… толпа зевак хмельных.
Приехавшие к Валу прикоснуться.
И я, пиит досужий, среди них
Плешиной загорелою красуюсь.
Земля подошвы жжет, земля – огонь,
Земле сие нашествие не любо,
Песчинкой каждой вопиет: не тронь,
Меня ты не тревожь наивно-грубо.
Я, смутно сознавая что к чему,
От взбалмошных туристов отделился,
Чтоб не перечить грозному ему,
Глубоко в степь понуро удалился.
За шесть курганов, на седьмом присел
И огляделся. Было все безмолвно.
Но также жаворонок грустно пел
В воздушных, неколеблющихся волнах.
И горькая трава, как снежный свей,
Мерцала и пугала чем-то тайным,
Как будто скоро над Вселенной всей
Еще один могучий Дух восстанет.
О, Петр Великий, усмирись, уймись!
Иной сегодня век и Русь иная.
Метнулся вихрь в безоблачную высь,
И молния ударила, сверкая!

Или вчера? Или в прошлом году?
Или в раю? Или, может, в аду?
Иль на яву? Или, может, в бреду?

Белое? Черное? День? Или ночь?
Юное? Старое? Мать? Или дочь?
Плач? Или смех? Кому надо помочь?

Вон над обрывом трепещет цветок.
Вон завернулся дороги виток.
Месяц… он скользкий, как рыба-вьюнок.

Мать? Или дочь? Ей поможет Христос,
Ей Он подарит сияние рос,
Просеку, стежку, деревню и плес.

Волк не догонит ее и гроза,
Не расплетется в печали коса,
Душу ее не отравит слеза.

Время кровавое. Падает гусь
С выси подстреленный… Я помолюсь,
Боже, Тебе за спасенную Русь.

С ладоней ледяных роняют звезды
Кругляшки-льдинки. И они летят
С неимоверной скоростью и воздух
Дробят и плавят, гулко кипятят.
Покудова они высоко в небе
И чтоб о них узнали на земле,
Чело раскалено у тучи – слепнет
Взлетевший Сокол… Нет ему милей
Приблизиться к стихии на сто метров,
Клинком крыла рассечь струю и вмиг
Свободно ускользнуть наискосок от ветра
В пространство, обронив надменный крик.

Все остальное чередой свершится:
Свирепый град обвалом затемнит
Полсвета. И погонится за птицей,
Она же взмоет, как стрела, в зенит.
А нивы и деревни тьма зазастит,
Такой содом начнется впопыхах,
Что под его погибельною властью
Колокола заплачут во церквах,
И кровь перемешается с водою,
И корни съест свои дурман-трава.
И огонек расстанется со мною,
Святые позабудутся слова.

И только Сокол выживет у Солнца,
Вернется в Мир Врачующим Лучом,
И он земли растерзанной коснется…
Взовьется… рассечет струю крылом…

Цивилизация лишь краешком коснулась…
Родниться с ней России не с руки.
Неверно говорят, мол, не проснулась,
Ее задумки свято-высоки.

И это благо, что патриархальность
Жива еще и добротой поит
И первозданностью глухую дальность,
Где древний сыч на журавце сидит.

Стога. И прясла. И сушняк в забазье.
И непременно Жучка в конуре.
И местный дед Щукарь иль Стенька Разин.
Кладбище в поле. Вышка на горе.