Я вернусь, если туча покроет закат,
Если небо прольётся холодным дождём,
И когда мне останется – только назад,
И не крикнет никто: «Догоняй же, мы ждём!»
Я вернусь, и останусь за мокрым окном,
Будут капли бежать по стеклу, по щекам…
А под утро забудусь болезненным сном —
Я всю ночь отдавалась… стихам.
Если мне суждено не дожить до утра этой ночью,
Я уйду все равно, раньше срока покину свой дом —
По цепям фонарей мимо улиц пустых и порочных
Я уйду поскорей и никто не заплачет о том.
Далеко-далеко на востоке колышется осень.
Высоко-высоко диких уток прощальный полет.
У туманной реки среди бронзово гаснущих сосен
Все горят огоньки, предвещая крутой поворот.
Меж обугленных плит те костры шепчут путнику: «Грейся…»
Дальше город теснит подступивший к окраинам лес.
Там кричат поезда, там гудят беспокойные рельсы,
Там слетает звезда с утомленных от жизни небес.
Я родился – поэт – не на счастье, теперь понимаю:
Тех времен уже нет, а сегодня иная пора.
Я, конечно, грешил и у врат недоступного рая
Упаду я без сил под неласковым взором Петра.
Я, конечно, уйду – хоть никто никогда не заметит.
Слышу в жарком бреду октября ненадежную медь.
Я вернусь к вам опять, хоть на том, нами думанном, свете
Мне уже не писать, не любить и конечно, не петь…
О, Боже! Я не стану лгать себе!
Пусть боль пронзит, но предпочту я правду!
В угоду обступающей толпе,
Не буду плакать. Плакать я не стану!
Я всё стерплю. И правдой освещу
Свою дорогу в мир добра и света,
Пред образами я зажгу свечу
И у тебя решусь спросить совета.
Как пережить предательство людей,
Чем окропить открывшиеся раны,
Когда у торжествующих свиней
Есть только соль, чтоб сыпать неустанно?
Терпение Господь вознаградил
И мне сказал, что отвернуться вправе
От тех людей, кто бессердечен был,
И даже речь промолвило расправе.
Я плакала. О, сколько было их,
Кто сжёг бы на костре меня, дал яда,
Была я непохожею на них
И Богу я ответила: «Не надо!
Прости их, ведь не знают, что творят!
Их мозг затмили и корысть, и зависть!
Не от любви, от жадности горят
И, подло оправдать себя пытаясь,
Лишь оскверняют человека лик,
В аду своих страстей сжигая совесть.
А у меня – слезой пролился стих
И, может быть, я выстрадаю повесть.
И ты, Господь, их вразуми, прошу,
На миллионы лет работы хватит.
Две тысячи уже почти прошло,
С тех пор, как сын твой умер на распятье.
Неужто он напрасно боль терпел
И за грехи людей изнемогая,
Погиб, воскрес и всех прощать велел…
Но, что же делать дальше, я не знаю
С грехами тех, кто в спину нож вонзал,
Плевал мне вслед за то, что я – другая?»
И мне в ответ тогда Господь сказал:
«Прости и ты, как я всех вас прощаю.
Очисти сердце от обид своих
И наслаждайся тем, что я дарую.
Я – после смерти всех, тех и других
С учётом их грехов рассортирую.
А ты – пиши. Я буду диктовать,
Хоть и нечасто, дел, как видишь, много».
И вдруг исчез, как будто дал понять,
Что правильно я выбрала дорогу.
А поутру, едва открыв глаза,
Не поняла, что было сном, что явью,
Почувствовав, как чистая слеза
Скатилась, чьей-то вытертая дланью.
Поймать перо от журавлей,
макнуть в рассвета акварели,
чтоб буквы маками алели,
когда включается дисплей.
Точить перо и погрузить
в заката тёмные глубины,
изобретя в стихах вакцины,
чтоб мир от скверны излечить.
Перо – и скальпель, и стилет,
что вечно в этой битве спорят.
Пиши волной по глади моря,
коль нет чернил. Пиши, поэт!
О, подруга бессонных холодных ночей,
О, Эвтерпы наперсница вечная!
Не заменит тебя равнодушный дисплей
монитора и «мышь» бессердечная.
Ты царишь на поэта рабочем столе.
Вы с пером – словно скипетр с державою.
Отражаются в тёмном твоём хрустале
моих рифм купола златоглавые.
Ты не раз разбавляла чернила слезой
и менялась от чёрного к алому…
Чистый лист без тебя – как полёт затяжной,
когда стропы разорваны надвое…
Читать дальше