Аркадий Пасман - Сонеты и венки

Как нам Хрущев когда-то обещал!

Москва бурлит, шум, гам и канонада,

На улицах разноязыкий хор,

Ну вот, пришла и к нам Олимпиада,

Бессмысленный, но радостный костёр.

И эхом отдаётся вдалеке,

Хруст ампулы, раздавленной в руке.

Хруст ампулы, раздавленной в руке…

Вот и опять до счастья не добрался!

Нельзя построить замок на песке,

И я не смог. Не смог, хотя старался.

Я пел, играл в театре, жён менял,

Двух сыновей родил, уж так случилось,

И наконец Любимую обнял,

Она из звёзд однажды появилась.

И обретя заветную мечту,

Всё то, что было просто невозможным,

Я понял, время подводить черту,

Границу между истинным, и ложным.

Теперь меня и беды не догонят,

И злые, привередливые кони!

И злые, привередливые кони,

Храпят, скосив кровавые глаза,

Меня вампиры жуткие хоронят,

В углу перекосились образа,

Мой истребитель падает отвесно,

Мой горизонт по прежнему далёк,

В хрустальном доме спит моя невеста,

И над ареной я пройти ре смог…

Поэты вечно ходят без брони,

И режут в кровь свои босые души,

О, Господи, Спаси и Сохрани,

Чтоб я себя сберёг, а не разрушил,

И злые бесы, в страхе и тоске,

Куда-то проскакали вдалеке.

Куда-то проскакали вдалеке

Жираф влюблённый с Антилопой вместе,

Я в путь далёкий вышел налегке,

Как Хармс, с мешком, с бутылкой, честь по чести,

Куда пойду – пока не знаю сам,

А значит, никому не проболтаюсь,

Мой друг, взял, и уехал в Магадан,

Быть может, к Магадану прогуляюсь,

А может, прямо в космос улечу,

Созвездие Тау Кита проведать…

Теперь могу я делать, что хочу,

И не обязан вовремя обедать.

Совсем свободным стану очень скоро.

И нет уже ни славы, ни позора.

И нет уже ни славы, ни позора,

Вот только б роль последнюю сыграть…

Мне в след глядит Всевышний без укора,

Лишь Он один способен всё понять,

А всё поняв – простить великодушно,

Грехи мои развеяв, словно дым,

А мне его увидеть очень нужно,

Мне есть чем отчитаться перед ним!

Скажу – «Смотри, я весь перед тобою,

Писал стихи, актёрствовал, грешил.

Теперь глаза усталые закрою,

А ты уж сам судьбу мою реши.»

Ведь нету ни единого зазора,

Под каменной десницей Командора…

Под каменной десницей Командора,

Ты вспомнишь всё, что в жизни совершил,

И прошлое развеется, как мОрок,

Ведь ты попал туда, куда спешил,

Невыносима мраморная тяжесть,

Она тебя готова раздавить,

Но ты упрямо истукану скажешь –

«Я это сделал. Можно повторить.

Да, мы по разным правилам играем,

Так что судить не стоит свысока,

За то, что жребий сами выбираем,

Поверьте мне, цена невысока!»

Москва. Январь. Белым-бело кругом.

Хруст снега под отцовским каблуком.

3 ноября 2019 г.

Хруст снега под отцовским каблуком,

Большой Каретный спит под небом звёздным,

Мне этот двор, как мой портфель знаком,

Четырнадцать. Я скоро стану взрослым.

Хруст сухаря звучит как хруст костей,

Писк крысы в спёртом воздухе темницы.

Я – сам себя предавший Галилей.

Мне двадцать восемь. Время репетиций.

«Мне – сорок два…», непрошено напомнил

Хруст ампулы, раздавленной в руке,

И злые, привередливые кони

Куда-то проскакали вдалеке,

И нет уже ни славы, ни позора,

Под каменной десницей Командора…

Когда Господь задумал этот мир создать,

Божественными планами движим,

Нам никогда, как видно, не узнать,

Нет никого, кто был бы рядом с Ним.

В звенящей, первозданной пустоте

Клубилась воля вечного Творца,

Блистающие ангелы – и те

Созданье всемогущего Отца!

Они, безмолвной, белой гурьбой

Носились, словно стая мотыльков,

И Бог тогда повлёк их за собой,

Туда, где будет лучший из миров,

И вывел из безвременья тюрьмы,

Из ничего, из хаоса и тьмы.

Из ничего, из хаоса и тьмы

Невероятно трудно созидать…

И самые блестящие умы,

Не в силах высший замысел понять

Так и птенец, что спит за скорлупой,

Не может смысл полёта осознать.

Так и во тьме блуждающий слепой

Дороги не сумеет отыскать.

Поэтому, нельзя, как не крути,

Понять хоть в чём – то помыслы Его,

И разум это может привести

В растерянность, и больше ничего

Он, мудрый, точно с чего начать -

Сперва, он свет решил Вселенной дать.

Сперва, он свет решил Вселенной дать –

Свет породил, и тьму отринул прочь,

Лишь часть её оставив, чтоб создать