Татьяна Половинкина - Горгиппия

Лёгкий месяц над водою
Раскачался, как гамак,
И осанкой молодою
Истончился полумрак.

Сок течёт по подбородку —
Свет невысказанных строк.
Лба заоблачная корка
Посреди тугих осок.

Где ты будешь, чем ты станешь,
Я тебя не повторю —
Капля каменная капищ,
Пригвождённая к огню.

Надломилась тоска певуче,
Изогнулась в скрипичный ключ.
Грудь к груди громоздятся тучи
И единственный душат луч.

На сужающемся закате,
Как погром – тополиный пух.
Ты сказал: «Поиграли – хватит»,
Я руками замкнула слух.

Лакированным клапом 6 6 Клап – откидная крышка на клавиатуре у пианино. хлопнул
Гром жестокой моей беды.
И упал в тополиный хлопок
Первый такт дождевой воды.

Прощания воздушный жест
Посолонил ресниц солому,
И на священном – цвель и крест,
И существуешь по-иному.

Входя тайком в оглохший парк,
Где по ногам взбегают травы,
Глотаешь серебристый мрак
И дятла заговор картавый.

Во тьме угадываешь цель —
Летучий силуэт качели,
А на священном – крест и цвель,
Качели стон виолончельный.

Беседка клятв насквозь пуста,
Как будто клетка горностая,
И ломкой статуи уста
Целуют крест, не уставая.

Над кроткой обителью абрис вознёсся прощальной звезды.
О, сколько ещё возожжётся? Затерпнет, Господи, сколько?
Язычникам алой звезды отдана чистота бересты,
Июль – это низменность, белая известь на стёклах.

А город явил неминуемо облик разнузданный свой:
В цветении срубы стояли, спеленаты и дощаты,
Во тьме взъерепенился ветер – не выспавшийся часовой,
И башням площадным, от плача не знавшим пощады,

Ощупывал зло деревянные рёбра, тянул за язык
Литого из царственной меди соборного краснобая,
И белые кости известий бросал для столичных борзых,