Но нет, нет и нет. Жизельский-Жювельский-Жуф вовсе не был разъярён, он был спокоен как никогда – как всегда. Как-то по-змеиному спокоен. Или по-совиному?.. Сова ведь – тоже хищник…
Он посмотрел на Катю как… как удав на кролика – вот оно, нужное сравнение! – и велел ей шерстяную кофточку снять. Ибо все ученики от мала до велика в стенах учебного заведения обязаны быть одеты по форме. Девочки – в коричневые платья с белыми воротничками и чёрные передники; по торжественным дням – в передники белые. Мальчики – в тёмно-синие костюмы, а под ними – в рубашки; по будням – в обычные: клетчатые, цветные (но спокойных тонов); по праздникам – в белые.
А красная кофточка – не по форме.
– Девочка, сними кофточку… – прошипел хищный инспектор.
Тихо так, вкрадчиво – будто не сказал, не прошептал, а… прополз – прозмеил — вот как! – но Катя всё равно услышала. Несмотря на то, что перед началом учебного дня, когда только-только прозвенел самый первый звонок и многие ещё толпились в раздевалке или поднимались по лестнице в свои классы, в школе было очень шумно. Попробовала бы она не услышать! Директора.
Ведь он даже пальцем показал на неё и на её кофточку! Будто подцепил, зацепил, цапнул и вытянул из толпы. Остановил и отвёл в сторону от общего потока. И всё это – одним пальцем. Буквально.
Причём этим своим страшным пальцем к ней даже не прикоснувшись – пальцем не тронув! – тоже буквально. Он даже не сдвинулся с места. Он не шелохнулся. Но Катя всё равно испугалась, чуть не заплакала – ведь она очень боялась седого носатого Жуфа!..
И кофточку сняла.
Однажды такое уже случилось. Вернее, чуть не случилось.
Но тогда рядом с Катей была Таня. И ей удалось отстоять Катю и её кофточку и уговорить старо… строгого инспе… директора : мол, сестрёнка часто болеет, вот и сейчас только-только после ОРЗ.
А в этот злополучный день Тани рядом не оказалось.
И всё, конечно, из-за этих «жуфских» тапочек! То есть, конечно, не самого Жуфа тапочек – сам-то он в тапочках по школе не ходил – в ботинках ходил, как все нормальные люди! И на тёмной подошве. Между прочим.
А из-за тапочек Венькиных.
Это в них он запнулся – ведь у тапочек подошва слишком мягкая! – и полетел со всей силы, и ударился затылком о пол так, что загудели стены и задрожали перекрытия!.. а потом стало тихо-тихо.
– Веня! Венька! Венечка!! Вставай!.. – сначала закричала, а потом испуганно запричитала Катя во внезапно обступившей их со всех сторон тишине. Тишине шерстяной. Войлочной. На светлой подошве.
Никто уже не смеялся. Тишина напряжённо посапывала.
Катя быстро поднялась сама и бросилась поднимать несчастного.
Ведь ей вовсе не хотелось его ронять! Ни ронять, ни ударять, ни бить – ничего из этого не хотелось ей! – они ведь играли! Ведь это же они всё в шутку!
Но учительница была иного мнения.
Когда Веню наконец подняли и привели в класс – и, надо отдать ему должное, он совсем не плакал, совсем-совсем! а только морщился, ведь ему было очень больно!.. – учительница, увидев Венино бледное искажённое страданием лицо, ахнула и всплеснула руками:
– Веня, что случилось?! Что с тобой?! КТО?!..
– Это Кислова… – услужливо подсказало некое лицо из одноклассников. Думая, очевидно, что сама «виновница» сознаться не догадается.
Но в подсказке не было необходимости.
– Это я… Это мы… Мы играли!.. И он упал… Я не… Я нечаянно!.. – поспешила объяснить Катя, трясясь от страха и заикаясь.
– Да как ты МОГЛА?! Да ты ЧТО?! Да ЗНАЕШЬ ЛИ ТЫ?!.. – закричала на неё учительница. – Да он и так весь БИТЫЙ-ПЕРЕБИТЫЙ!!
И это было чистой правдой. Катя знала. Да, бедный Веня и так был весь, как сказала учительница, битый-перебитый: не очень ловкий мальчик, небольшого роста к тому же… – ему постоянно доставалось. Нет, никто не обижал его специально. Но вот, например, недавно – прямо на Катиных глазах! – мальчишки играли: один, стоя у стены, должен был другого ловить. Ловили как раз Веню. И тот, кто должен был его поймать, в последний момент возьми да и увернись! Возьми да и отойди в сторону! Возьми да и не поймай! В шутку, конечно же! А Веня возьми да и ударься лицом о стену. И…
…прощайте, передние зубы! Ходил теперь бедный Веня с одними их обломками.
Веню было очень жалко. А теперь ещё и это.
– Да что же я его РОДИТЕЛЯМ скажу?! – кричала учительница чуть не плача и всё «плеская» руками.
Катя не знала, что можно было бы сказать Вениным родителям.
– Да знаешь ли ты, что его МАМА?!.. – не унималась педагог. – Да знаешь ли ты, что его мама УЖЕ?!.. – она так и не смогла докончить фразу. Видимо, и сама не знала.
Читать дальше