Элина Цветкова - Размыкая круг

А она ответит виновато,
покачав при этом головой: —
Ты его отринула когда-то.
Двадцать лет как он уже не твой.

Ну, как ты там? Прошло почти полгода.
Мы все скучаем. Хоть уже не ждем.
Уж осень. Соответственна погода.
Жара сменилась затяжным дождем.

Вот выпал снег. И отделил от лета.
Где ты осталась. Вдалеке от нас.
Короче день. Все меньше, меньше света.
Но зимний холод от тоски не спас.

Вот Новый год. Как новая страница.
Затем весна день снова удлинит.
Мы будем помнить. Ты нам будешь сниться.
Но это боль уже не причинит.

Промелькнул как комета
и скрылся из глаз
где-то там, в завершении лета.
Но никто до сих пор не поверил из нас,
что иссяк твоих шуток искристых запас
и что песня последняя спета.

Подыщи мне местечко поближе к себе,
там, на облаке, слева иль справа.
Скоро здесь потихоньку, согласно судьбе
соберется вся наша орава.

Ты уже не один тут мотаешь свой срок —
рядом Машка как в час расставанья.
Что там в небе: не зябко тебе, не продрог,
слышишь смех наш и наши стенанья?

Можешь видеть, как все волоку этот крест,
хоть пора бы давно уже скинуть?
Так давай, приготовь мне уютный насест
и не вздумай еще раз покинуть.

В этот хмурый, безрадостный день —
а таким он был явно не зря —
тосковала, казалось природа:
слезы лили кусты – только ветку задень,
на лицо набегала невольная тень.
Девятнадцатое января
две тысячи девятого года.

Вспоминаю радостно твой образ
бережнее, чем при жизни,
милые, забавные моменты,
несуразность тех далеких встреч.
Усмехаюсь этим давним сценкам —
так тепло на сердце, так умильно,
а потом как стужа, как удушье
схватывает сознаванья боль.

Четыре розы мягко опустились
на землю,
к мрамору прильнули
лепестками,
пурпурным веером раскинулись
привольно —
четыре скорбных розы
на могиле.

Их век – не долог, да и наш —
короткий.
Они украсить могут даже
горе.
Когда-нибудь и мне
такие розы
небрежным жестом бросит кто-то,
помня.

А мы плодим уродство
в этом мире.

Мост между нами так шаток,
зыбок и ненадежен.
Горечи в сердце осадок
где-то на дне отложен.

Знаю – беда приключится,
чую душой и телом.
Судьба мне одной томиться
в тереме опустелом.

Восток – сторона света,
ей с Западом не сойтись.
Опять промелькнуло лето,
вернуть не дано – простись.

В нем много случилось горя,
и радость дана была.
Я вновь готова, не споря,
вместо рук сложить два крыла.

Жизнь похожа на тризну,
да к тому ж, без вина.
Я, возможно, капризна,
иль мне суть не видна.

Но по трезвости, братцы,
сдохнуть можно от бед.
Вот бы славно набраться,
так чтоб – полный привет.

Отключиться, забыться,
наплевать, начихать.
Отпустить и проститься,
да рукой помахать.

Стать свободной как ветер,
хоть боюсь высоты.
Чтобы кто-то приметил
и был лучше, чем ты.

Мне нравится грустить. Что в том дурного?
Прозрачна грусть, как воздух в сентябре.
Пронзительно-нежна, хотя порой сурова.
Хочу писать стихи. И помнить о тебе.

По зыбким просторам вселенной,
моей, заключенной в ничто,
иду как бродяга, как пленный,
как путник, уставший давно.

Пространство то кажется клеткой,
хотя горизонт так далек,
а солнце изящной виньеткой
украсило мрачный восток.

Зловещая, дикая птица
присядет ко мне на плечо,
дорога, уставшая виться,
расправится острым мечом.