– И зачем теперь жить? Ты скажи мне, отец!
Умерла для тебя, вижу, близок конец.
Подбежала к отцу, в грудь направила ствол
И спустила курок, щелкнул снова затвор.
И не снег это был, и не дождь, и не сон,
Это крик был любви и предсмертный их стон.
Сколько юных сердец разбивают отцы,
И не в возрасте счастье, а счастье в любви.
Долго я ждал такую, как ты.
Семнадцать тебе, ну а мне сорок три.
Мне надо расправить крылья,
Мне нужно нести дозор.
С природною сутью слиться,
Где впадина есть – у гор.
Слушал мантры о Будде и Йоги
(Я смотрел лишь о них в кино).
Как шипы не помилуют ноги,
Так и враг на вас смотрит в стекло.
И глядел я на черное небо.
Нету здесь красоты степей,
И не пахнет горячим хлебом,
Чёрной простынью ковылей.
А с утра, как роса ляжет
И туман сойдет в Иордан,
Кто-то «Здравствуй, мама! – вам скажет. —
За любовь твою душу отдам».
Там, где склоны крутые Гхора,
А в низине – пустыня, жара.
Рядом где-то Мертвое море
И озер голубых череда.
Свой дозор я оставлю в покое,
Красоту мне о них не сказать.
Значит есть в этом что-то такое,
Чтоб могли мы любить и скрывать.
Я нарисую твой портрет
И буду любоваться всласть.
Когда тебя со мною нет,
Всё вспоминаю нашу страсть.
Какая мягкая, как мазь,
Такая вкусная, как язь.
И слюни кап, но я молчу.
Хочу тебя, хочу, хочу.
А ты сейчас так далеко,
Вздыхаю я, мне нелегко.
С портретом говорить твоим
И думать, что тобой любим.
Стезя художника ясна —
Изображать твои черты.
О Боже! Все это слова!
Мой пульс собьется с частоты.
А ты придешь, и снова я
Начну портрет писать с тебя.
Вниманье дружбы возлюбя,
Все жду надеясь, жду любя.
Чуть свет уйдет, и я другой.
Вскипим лишь в страсти роковой.
Рад слышать голос снова твой.
Один твой шаг – и я с тобой.
А утром колокольный звон
Меня разбудит. Удивлен,
Что это был лишь только сон.
Люблю тебя, я окрылен.
Смотрю так пристально в глаза
И снова выбираю свет.
Любить готов тебя всегда,
Как жаль, что это лишь портрет.
«Ко мне скорее, господа,
Все вместе подойдите.
Хочу взглянуть я вам в глаза,
В безумные, простите…
Давай решим весь этот спор
По-дружески, как дети:
Друг другу скажете: «Прости!»
И разойдетесь, черти!»
«О, нет! По праву, ваша честь,
Стреляюсь с этой мразью,
Смешал всех женщин и мою
С уборною и грязью.
Ну, а графиня, что со мной
Из жалости, но – толку…
К другому тянет все равно,
Как к заднице ботфорты».
«Чтоб честь барону сохранить,
Любовное стремление,
Вам, граф, придется попросить
Сейчас же извинение».
«Глаза я юноши открыл, —
Промолвил граф с лихвою. —
Не по зубам ему она,
А будет мне женою.
От слов своих не откажусь,
Я знаю смерти цену…»
«Прошу к барьеру, господа,
Барон, стреляйте первым!»
Ну что за диво, вот она,
Приехала в карете.
К барьеру встали господа,
Графиню не приметив.
Стремглав она помчалась к ним:
«Дуэль не начинайте!
Барон, прости, люблю его
И в графа не стреляйте».
«Но что, графиня, слышу я? —
Барон застыл на месте. —
Так вы дурачили меня
С посланием в конверте?
Такой я стыд не потерплю,
Позор тот смою кровью.
Не доставайся никому,
Не быть ему женою».
Барон к барьеру подошел,
Свой выстрел сделал смело,
И пуля сразу же вошла
Промеж грудей и в тело.
Графиня крикнуть не смогла,
Земля залита кровью,
И жизнь ее оборвалась —
Не шутят так с любовью.
«Она не дышит, бог ты мой! —
Столпились секунданты. —
Барон, дурак, зачем же так?
Теперь все арестанты!»
Тут граф нацелил револьвер:
«Дуэль не отменяю!
Ты выбор сделал свой дурной,
Теперь уж я стреляю!»
Раздался выстрел, и барон
Метался, как севрюга…
«Смертельно ранен – что с того?
Стреляю я в ворюгу».
И снова выстрел. Небеса
Услышали страданье —
Дуэль останется всегда
В людских воспоминаниях.
Читать дальше