Галина Константинова - Холсты

В каждом камешке притаились, словно змеи.

Не связывайтесь,

сидите мирно, бамбук курите.

А закат, как роза здешняя – зеленеет.

А писателей этих… Не трогайте, не будите.

(М. Березиной)

У церкви неброской, стоящей почти на кладбище,

У черной ограды, хранящей узоры веков,

Прохожий отталкивал руку назойливой нищей,

Беззубо жующей обрывки каких-то стихов.

Она всё цеплялась, края обрывая одежды,

Крестила костляво следы уходящего вдаль.

В глазах синерусских как сполохи бывшей надежды

Осколки слезинок взрывали тоску и печаль.

«Кликуша, кликуша», – шептали старушки в платочках

И хлопали дверью, гусиные крылья сложив.

Прохожий спешил в железно-

дорожную точку,

Чтоб вектор дороги за N-е время сложить.

И в душном вагоне, листая газеты страницы,

Мечтая о чае, забыв городские дела,

Он был словно в дымке. Но вздрогнул от вида девицы,

Что выплюнул тамбур. Ввалилась она – не вошла.

Ей фенечки-змеи украсили шею и руки,

Гитара дремала, касаясь вздыблённой груди.

Бездумные взоры её изучали со скуки.

Лишь фыркнул прохожий, гадая, что ждёт впереди.

Молчания птица парила в вагоне невинно.

Стучали колеса, дрожала одрябшая плоть.

Девица запела. Печально, надрывно и длинно.

За грязным стеклом всё текла вереница болот.

Про чёрные реки, ветра, зачумлённые лица,

Про руки бессильные и отрешённость травы.

Прохожий хотел убежать, оглянуться, укрыться.

Но строки вонзались,

вырвавшись из тетивы.

«Не узнанный Бог по дорогам ходил и селеньям.

Но люди пугались, завидев лохмотья вдали

И прятали лица, боясь своего отраженья

В прозрачных глазах, что хранили всю горечь земли.

Безумие лучше бездумья и лености мысли…»

Зашикали тетки, что девка, видать, не в уме.

Что вытолкать нужно, и взгляд ее чёрен, завистлив…

Но пела девица, как узник в холодной тюрьме.

Прохожий вскочил и почти побежал по вагону.

Но звук оборвался. Топтала девицу толпа.

И он обернулся. Кликуша рыдала вдогонку.

«Безумцы!», – он крикнул. Но злобою воздух пропах.

… У церкви неброской, стоящей почти на кладбище,

У чёрной ограды, хранящей узоры веков,

Молился прохожий. И в церковь вошел словно нищий.

Спаситель лучился сквозь синеву облаков…

Душе истерзанной, растянутой дугой,

Внимаю. Слушаю прерывистые всхлипы.

Мужские слёзы о жестокой той, другой…

Зелёной лаской шелестя, внимают липы.

Ты слаб… А я, размазав образ твой,

И мысль, и слово каждое, согрела,

Пропела. И, приникнув головой,

Жалею брата, отгоняя стрелы.

Я веселюсь? Помилуй, это блеф.

Ты сам меня учил игре искусной.

Теперь надежды нет, и, побледнев,

Щеку подставил безучастно-грустно.

Мужские слёзы… Материнский плач.

Когда дитя невинное страдает,

Родившись в муках, в муках умирает,

За что, за что так мстит судьба-палач?

Моя сестра доверит эту боль,

И по-мужски мы водки разольём,

Сидя на кухне первый раз вдвоём,

Мы не делили хлеб, но делим соль.

Бог любит – Бог страдания даёт.

Мужские слёзы, женская печаль…

Чужая боль? Зачем так током бьёт…

Что лучше: боль впустить, но не держать,

Иль все хранить, неся судьбы печать?

Но места нет, чтоб новое впускать.

Невнятна память, место сторожа,

А где участья буду я искать?

(А.С.)

Ошампаненный или ошампуненный,

Переливчатым голосом играя,

Созерцаю лоб твой нахмуренный-

Ты сегодня маленькая, злая.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.