Борис Кондратов - Black Book

truly-verily,

honestly —

inhumane act.

Just

One

Lid —

can

fix

my head,

my heart

and myself.

My lovely friend,

I’m so sorry,

my lovely friends,

I am so fucking sorry,

that

it

isn’t

you.

Выхожу из себя,

Не в смысле

Истерика,

А в смысле —

Астрально.

Наблюдаю тебя,

Не в смысле

Бездельника,

А в смысле —

Буквально.

Вроде бы

Муж,

Хотя нежность зашкаливает,

но

взявшись за

гуж,

не говори —

не понравилось.

Шрамы на пальцах,

Радость в запале,

Пьяным в канаве,

Полон регалий,

Пуст от желаний,

Пруст океанов,

Нервов шатанье,

Эга боданье,

Ложью в запаре,

И химикатов,

Раскатов,

Развратов,

Раскатов —

Плакатов

С распахнутым настежь

ЭГО.

Это – не то, о чём нужно бы петь, но,

Говоря попросту,

Очень уж хочется.

И всё же,

Мой друг,

Взявшись за гуж,

Не говори —

Не понравилось.

Вот – Дом, который построил я.

А это Десница, что хранит Дом, который построил я.

А это – я, хулящий Десницу, которая Дом хранит,

Который построил я.

Судья, судящий меня за то, что хулю Десницу, что

Хранит Дом, как Ром, который запасает пират в Доме том,

Что построил я.

Тюрьма, в которую меня отправил судья, что судит меня за то,

Что я никогда не совершал —

Да, я хулил, но не свергал ту Десницу,

Которая неустанно, денно и нощно хранит тот Дом,

Который построил я.

А вот – Сатана, который уже подливает масла в огонь и ждёт, когда отворится

Та дверь из темницы, в которую меня засадил судья,

Что осудил меня, хозяина Дома, за хулу на Десницу,

Что без устали, вопреки всему,

Хранит Дом, который построил я.

А вот колесница, в которую запрягли лошадей,

Что повезёт меня на берег солёного моря,

Когда отворится темница, в которой моё сердце томится,

В которую упрятал судья за то, что хулу нёс я.

На Десницу, что несмотря на усилия бюрократического

аппарата – любит меня и хранит мой Дом.

Том начинается новый, в котором со́лено море,

В котором со́лены слёзы, которые ты прольёшь,

Ибо меня уже ожидает та колесница с лакеем-евреем.

Чтобы умчать из столицы на море,

Из темницы выхожу я, уже постаревший,

Забывший и аппарат левосудия,

Ибо правосудие есть только у той вон Десницы,

Что непонятно за что, почему я достоин

Такой хвалы за такие хулы,

За что же ты так безотчётно,

Несправедливо, но точно

Хранишь Дом, который построил я?

Судьба, что надела личину рока и кармического

постоянства

Привела меня в Колесницу,

Что увезёт меня в царство Аида

(словно в аду нехватка прелюбодеев, мздоимцев, лгунов и прочия)

Что унесёт прочь меня

От солёного моря, от твоих слёз,

От лошадей, от лакея-еврея,

От самой себя,

От колесницы, что-таки дождалась,

Когда отворится темница,

И продажная тварь, что должна быть слепа,

да вот брат мой отяготил ей карман

десятью серебрениками,

И она вынесла мне вердикт – виновен в хуле на Десницу,

Чей красотой, чистотой я уже безоружен настолько,

Что память исправлена чистосердечным раскаянием,

(Что судья записал как признание)

Я стою на коленях пред её изваянием,

Боже, храни меня.

Вот – ад,

Чтож – я и тут

Умудрюсь открыть свой кабак.

Это мой мир —

Мир загробный Аида, заблёванных душ и подъездов,

Ох, прости – парадных. Забыл, где мой дом.

Это мой мир – глотнув ром,

Чувствую нехоро́шее и от этого всё нехороше́е,

Ты там ударения правильно расставляешь?

Это мой мир – в неспособности чисто физической

Отдать себя каждому, кто попросит,

и закончить сцену Парфюмером Зюскинда.

Но, Боги, как хочется!

Это мой мир, в котором до завтрака,

Обновляя личку – узнать о десятке предательств ещё до того,

Как поставишь кофе на плитку.

Это мой мир – в неспособности чисто физической

Поставить на смерть.

Нет, не руки на себя наложить

(с этим проблем как раз-таки нет),

Нет, не попасть под машину иль под кирпич

(тут претензии к Фатуму, но не ко мне).

Я о том, чтобы искренне выбрать – небытие.

Это мой мир —

Жить – на пределе,

Забыть в этой сторазтреклятой суете

Себя накормить во-первых;

Но каждого страждущего отпустить, вручив суть, кров и еду,

Не взяв мзду.