Уильям Шекспир - 154 сонета

потом судьба, как туча, спрячет нас

от счастья робкого и от надежды зыбкой

в любви земной всё сложно, непонятно,

на Солнце, как и в жизни нашей, пятна…

Why didst thou promise such a beauteous day,

And make me travel forth without my cloak,

To let base clouds o’ertake me in my way,

Hiding thy bravery in their rotten smoke?

«Tis not enough that through the cloud thou break,

To dry the rain on my storm-beaten face,

For no man well of such a salve can speak

That heals the wound and cures not the disgrace:

Nor can thy shame give physic to my grief;

Though thou repent, yet I have still the loss:

The offender’s sorrow lends but weak relief

To him that bears the strong offence’s cross.

Ah! but those tears are pearl which thy love sheds,

And they are rich and ransom all ill deeds.

тобой обещан день прекрасный,

когда ж отправился в дорогу без плаща,

меня нагнала буря, и ненастным

дождем был высечен я, на судьбу ропща

без толку, что потом пробился лучик,

пусть мокрое лицо он осушил,

лекарство есть, и будет телу лучше,

да не утихнет, знаю, боль души

слова раскаянья и стыд твой не помогут,

(поймёт лишь тот, кто сам не раз был бит)

печаль обидчика не облегчит дорогу,

тому, кто крест несёт былых обид

ты плачешь, слёз жемчужины роняешь?

любовь моя!!! грехи все искупаешь…

No more be grieved at that which thou hast done:

Roses have thorns, and silver fountains mud;

Clouds and eclipses stain both moon and sun,

And loathsome canker lives in sweetest bud.

All men make faults, and even I in this,

Authorizing thy trespass with compare,

Myself corrupting, salving thy amiss,

Excusing thy sins more than thy sins are;

For to thy sensual fault I bring in sense-

Thy adverse party is thy advocate-

And ’gainst myself a lawful plea commence:

Such civil war is in my love and hate

That I an accessary needs must be

To that sweet thief which sourly robs from me.

пусть не печалит грех уже тебя,

у роз шипы, в бутоне сладком червь,

на дне прозрачного и чистого ручья

песок и грязь, а солнце скроет тень

и даже я, создатель этих строк,

грешу в сравнениях притянутых своих,

чтоб зло твоё в стихотворенье смог,

признать злом меньшим, чем грехи других

твоим проступкам больше не судья,

скорей защитник тёмной стороны,

любовь и ненависть-всё это буду я,

и сам с собою в состоянии войны

коль не было б так грустно, то умора:

пособник я у собственного вора…

Let me confess that we two must be twain,

Although our undivided loves are one:

So shall those blots that do with me remain

Without thy help by me be borne alone.

In our two loves there is but one respect,

Though in our lives a separable spite,

Which though it alter not love’s sole effect,

Yet doth it steal sweet hours from love’s delight.

I may not evermore acknowledge thee,

Lest my bewailed guilt should do thee shame,

Nor thou with public kindness honour me,

Unless thou take that honour from thy name:

But do not so; I love thee in such sort

As, thou being mine, mine is thy good report.

пусть больно мне, но нужно разделить

твою судьбу с моей, хоть мы одно,

пятно позора, друг мой, мне носить

придётся в этой жизни всё равно

две наши жизни на одну любовь,

да только зло у каждого своё,

часы бесценные оно у нас с тобой

крадёт из счастья нежного вдвоём

прости, что взгляд при встрече отведу,

чтоб не навлечь нечаянный позор,

пойму тебя, зачем искать беду?

ты не вступай со мною в разговор!

тебя люблю! вдвоём уж нам не быть,

хоть имя доброе твоё мне сохранить…

As a decrepit father takes delight

To see his active child do deeds of youth,

So I, made lame by fortune’s dearest spite,

Take all my comfort of thy worth and truth.

For whether beauty, birth, or wealth, or wit,

Or any of these all, or all, or more,

Entitled in thy parts do crowned sit,

I make my love engrafted to this store:

So then I am not lame, poor, nor despised,

Whilst that this shadow doth such substance give

That I in thy abundance am sufficed

And by a part of all thy glory live.

Look, what is best, that best I wish in thee:

This wish I have; then ten times happy me!

как утешает в старости отца

прекрасный сын, что полон юной силы,

так я, прошедший путь свой до конца,

горжусь тобой, мой верный друг, мой милый

твои богатства – красота и ум,

по-королевски взгляд твой благороден,

прими любовь, избавь от горьких дум,

я стану счастлив, молод и свободен!

привычно жить в тени твоей любви,

когда ты радостен, то мне довольно счастья,

и разлучить навеки две судьбы

наверное, никто уже не властен

достоин самых лучших ты наград,

чему десятикратно буду рад…

How can my Muse want subject to invent,

While thou dost breathe, that pour’st into my verse

Thine own sweet argument, too excellent

For every vulgar paper to rehearse?

O, give thyself the thanks, if aught in me

Worthy perusal stand against thy sight;

For who’s so dumb that cannot write to thee,

When thou thyself dost give invention light?

Be thou the tenth Muse, ten times more in worth

Than those old nine which rhymers invocate;

And he that calls on thee, let him bring forth

Eternal numbers to outlive long date.

If my slight Muse do please these curious days,

The pain be mine, but thine shall be the praise.

другие темы не нужны в стихах мне,

источник вдохновенья только ты,

жаль образ на бумаге уж не пахнет,

как на камнях не вырастут цветы