Уильям Шекспир - 154 сонета

And trouble deal heaven with my bootless cries

And look upon myself and curse my fate,

Wishing me like to one more rich in hope,

Featured like him, like him with friends possess’d,

Desiring this man’s art and that man’s scope,

With what I most enjoy contented least;

Yet in these thoughts myself almost despising,

Haply I think on thee, and then my state,

Like to the lark at break of day arising

From sullen earth, sings hymns at heaven’s gate;

For thy sweet love remember’d such wealth brings

That then I scorn to change my state with kings.

когда весь мир меня уже отверг,

брожу презренный всеми, одинокий,

молю судьбу, чтоб получить ответ

на сотни бед, но счастье так далёко

когда завидую мечтою наделённым,

в искусствах кто всего достиг,

и у кого друзей, в него влюблённых,

не счесть, а у меня совсем нет их

от этих мыслей я когда отчаюсь,

вдруг вспомню: у меня есть ты,

исчезнет грусть, и тают все печали,

а в зимний день распустятся цветы!

твоя любовь ведь для меня важней

богатств и власти сотен королей…

When to the sessions of sweet silent thought

I summon up remembrance of things past,

I sigh the lack of many a thing I sought,

And with old woes new wail my dear time’s waste:

Then can I drown an eye, unused to flow,

For precious friends hid in death’s dateless night,

And weep afresh love’s long since cancell’d woe,

And moan the expense of many a vanish’d sight:

Then can I grieve at grievances foregone,

And heavily from woe to woe tell o’er

The sad account of fore-bemoaned moan,

Which I new pay as if not paid before.

But if the while I think on thee, dear friend,

All losses are restored and sorrows end.

когда себя за прошлое сужу я,

и отдаюсь печально своим мыслям,

готов жалеть, что лишь судьбу такую,

я заслужил, года растратив жизни

оплАчу всех, хоть плакать не привык,

друзей моих, чей путь земной окончен,

любовных мук из прошлого свой крик,

воспоминания давно прошедшей ночи

не счесть печалей, бедам нет числа,

и кажется, страданью нет предела,

лишь счет оплачен, новый принесла

судьба моя, ломая то и дело

но о тебе, мой друг, я только вспомню

и новым смыслом жизнь свою наполню…

Thy bosom is endeared with all hearts,

Which I by lacking have supposed dead,

And there reigns love and all love’s loving parts,

And all those friends which I thought buried.

How many a holy and obsequious tear

Hath dear religious love stol’n from mine eye

As interest of the dead, which now appear

But things removed that hidden in thee lie!

Thou art the grave where buried love doth live,

Hung with the trophies of my lovers gone,

Who all their parts of me to thee did give;

That due of many now is thine alone:

Their images I loved I view in thee,

And thou, all they, hast all the all of me.

в твоей груди забьются все сердца

друзей моих, которых не найду,

чей путь земной уж пройден до конца,

соединит их сердце, что люблю

как я страдал и сколько слёз пролИл

над исчезающими в смерти черной мгле,

но не найти мне их среди могил,

они остались и живут в тебе!

друзья ушли, ты лучшее собрал,

их свет и стать, прекрасные черты

хранишь как книгу, чтобы прочитал

один лишь я заветные листы

их образы кружили предо мной,

не знаю чей я, образов иль твой…

If thou survive my well-contented day,

When that churl Death my bones with dust shall cover,

And shalt by fortune once more re-survey

These poor rude lines of thy deceased lover,

Compare them with the bettering of the time,

And though they be outstripp’d by every pen,

Reserve them for my love, not for their rhyme,

Exceeded by the height of happier men.

O, then vouchsafe me but this loving thought:

«Had my friend’s Muse grown with this growing age,

A dearer birth than this his love had brought,

To march in ranks of better equipage:

But since he died and poets better prove,

Theirs for their style I’ll read, his for his love.»

коль я умру, а жить остался ты,

мой прах судьба уносит в глубь веков,

случайный взгляд вдруг бросишь на листы

таких простых, бесхитростных стихов

сравнишь мой труд со строками других,

которые изящней, но молю

я об одном, мой друг, их сохрани,

не за стихи, за то что я люблю!

прочти их вновь, и мысли улыбнись,

(я так хочу, чтоб думал ты об этом)

представь: моя не оборвалась жизнь,

быть может, лучшим стал среди поэтов?

но вот я мёртв, и это всё же грустно,

ты гениев цени, меня ж люби за чувство…

Full many a glorious morning have I seen

Flatter the mountain-tops with sovereign eye,

Kissing with golden face the meadows green,

Gilding pale streams with heavenly alchemy;

Anon permit the basest clouds to ride

With ugly rack on his celestial face,

And from the forlorn world his visage hide,

Stealing unseen to west with this disgrace:

Even so my sun one early morn did shine

With all triumphant splendor on my brow;

But out, alack! he was but one hour mine;

The region cloud hath mask’d him from me now.

Yet him for this my love no whit disdaineth;

Suns of the world may stain when heaven’s sun staineth.

волшебным утром солнце в небесах

златым лучом покроет пики гор,

лугов прольётся жёлтая краса,

алхимикам пример всем и укор

но налетевшим тучам чистоту

украсть у неба разрешит природа,

божественную эту красоту

несёт светило к времени захода

ты моё солнце! в жизни есть лишь час,

в который мне дана твоя улыбка,