Александр Гурьянов - Люди-Мухи

Быть может, даже это так:
Произошло всё с апейрона,
А скульптор всё слепил, дурак,
Из гладко-тёмного гудрона.
Здесь всё понятно, что ж такого,
И все мы люди на земле.
Простите мастера слепого —
Наверно, был он не в себе.

Кто дал и воспитал вполне
Фундамент знания о жизни;
Кто забирал во благо мне
Мои испорченные мысли;
Кто крепко на ногах стоял,
Когда шатались сильно нервы;
Кто с нами в логику играл
И абсолютно знал, кто первый —
И кто сегодня, по сей час,
Готов отдать, что знает он.
А тот, другой, охватит враз,
И будет новенький Ньютон.
Мы знаем, как вам тяжело,
Что жизнь сейчас у вас – петля…
Вы справитесь, я точно знаю.
О, слава вам, учителя!

Синей глиной намазав лицо,
Гордо ложусь в запотевшую ванну.
Капли стекают по волосам.
Каждый по-своему ищет нирвану.
Слабость берёт, забыты проблемы,
Пена трещит, словно по швам…
Мысли замкнуты трижды в оковы…
Я предлагаю попробовать вам.
Если у вас есть тоже идеи,
Как победить сегодняшний стресс,
Вы на уровне телепатизма
Мне передайте – есть интерес.

Вчера была вроде пятница,
А я встаю в понедельник.
На учёбу идти – задница,
Не ощущаю денег.
Время подходит к восьми,
Пора идти на учёбу.
Во рту ужасный вкус,
Что-то прилипло к нёбу.
Вяло надел ботинки.
Зачем шнуровать шнурки?
Руки – они как дубинки,
Глаза – воды пузырьки.
Шаг шагнул, потом два назад.
Что-то не то в голове.
Готов сейчас упасть на кровать
И думать уже во сне.
Всё! От ворот поворот,
Тело уже на диване.
Не открывается рот.
Утоп в сонной саванне.

Всё как-то странно, тянет к полу.
Забудьте обо мне глаза.
А тело поглощает колу,
Из уха катится слеза.
Сформировалась лужа соли
И пахнет жареной травой,
А голова лежит в покое,
В покое только ей покой.
Лежу, расслабился, лечу,
Бетховена играет сердце.
И приземляться не хочу —
Уж больно милы мегагерцы.

Вокруг темно и холодно,
И облаком пар идёт.
Я от дома забыл ключи —
Наверно, я идиот.
Вот он стоит перед лицом
Из кирпича цветного цвета.
По телу шастает мороз,
Внутри – сияющее лето.
Атака ветра надоела,
И пустота вгоняет в сон.
Дрожит моё больное тело,
В раздумье жизни я смещён.
Со мной мои друзья, родные,
Смешная ручка и листок.
Идея в голову пробилась!
Охота мне тепла глоток…

Система разбитых движений,
Жизнь – паутина занятости.
Смерть – сие приложение,
В ней нет вообще актуальности.
Нужно расставить точки
После больных слов.
Кто ищет меж жизнью и смертью,
Находит слово «любовь».

* * *

Ужасный месяц —
Больной Октябрь.
Он валит с ног —
Уже свалил.
Не хватит сил на всех,
Простите!
Я ухожу во льды,
Застыл.

Остаётся пить воду из лужи,
Пьяный дым отгонять от костра.
Заблудился в лесу, дома – ужин.
Может, тело отыщут с утра.
Назло, с издёвкой, прошёл дождик,
И звёзды смотрят как-то с миром.
И шепчет иней на щеках.
Я плавно становлюсь пломбиром.
А зубы молотком – стучат.
По ним определяю пульс.
Я не могу так умирать.
Дышу…
Надеюсь…
И боюсь…

День. Холодно. Нормально. Тянет.
Молочные вафли хрустят под ступнями.
Фрески морозов висят на витринах.
Люди ходят замёрзшими пнями.
Дует. Метёт. Смеётся и плачет.
Маленький ветер ищет дорогу.
Пережитки осени жёлтой.
Листья замёрзшие тянет к порогу.
Не греет. Застыло. Устала. Заснула.
Пьяное солнце похоже на блин
В мрачной бетонной тайге.
В вельветовом плаще один.
Идёт. Желает. Думает. Хочет.
Чтоб странная жизнь продолжалась.
Чтоб пальцы котельных пускали кольца.
Чтоб душа наслаждалась.
Ночь. Холодно. Свежо. Нормально.
Вот он.
Остановился у реки, ждёт взрыва.
И раздаётся плач от ветра.
В ожидание порыва.

По улице Мира вижу картину:
Идёт господин – бородатый затылок.
Вообще-то он весь – одна борода.
А в сумке гремят двенадцать бутылок.
На фейсе табличка: «Сушняк; где вода?»
Прожжённо пальто, и шапка в заплатах,
Голодный ботинок с торчащим носком.
Уж лучше бы, дядя, помыли бы рожу
И так, налегке, шли босиком.
Пальцы – крюки, ногти – как сабли,
Гордо махает бычком «Беломора».
Лихие студенты под действием газа
Дружно кричат: «Смотри, блин, умора!»
А где его деньги? Большая квартира?
Быть может, машина и дача в столице.
Быть может, всё было – пропиты те годы.
Друзья! Вам желаю: только не спиться!