Р. Нигачрок - Песочный век. Сборник

Любовь её – на шее камень,
Не круг спасательный: соломка,
И невод с тиной между вами.
Спасите! – вы кричите громко,
А руку помощи вы бьете,
Плыви, а то пучина вас поглотит.

Спасешься сам, ты ей поможешь,
Укажешь верный путь спасенья,
Пусть выбирает, что дороже,
Земная твердь любви забвенья,
Или пойти на дно в обнимку,

Сегодня вдохновенье заблудилось,
Потороплюсь, пока отсутствует оно,
По прихоти своей моей рукой водило,
И возмущало страсть: слепо и темно.

В уединенье одиночества свободней
О чем-нибудь размыслить не спеша,
И чувства чистые транслирует душа,
Я поспешу без вдохновения сегодня

Создать строку от сердца духа воли,
Как аппетит, придет ли вдохновенье,
И голосом любви, или её же болью
Нашепчет мне: не жду того мгновенья.

Обманутым устал быть, с ожиданьем
Я прожил век, холодный разум другом,
И вдохновителем, он, может, и не станет,
Но мы с рожденья с ним, связанные туго,

Пройдем весь путь, как целое, а узы
Нам не помеха …, распахнулись двери
Внезапно, как прорвала вода шлюзы,
Оно вошло: «В меня ты должен верить!»

А мы читаем, да, ты знаешь,
Не всё нам нравится, не всё,
Строка удачная иная,
Пахнет другая горячо.

Но лучше было бы, ты знаешь,
Когда бы власть критиковал,
Я вот, сынок, совсем больная,
И не скопила капитал…

Сынок, кто купит твои книжки,
Когда в них нет на злобу дня,
А ты лоялен к власти слишком,
В стихах нет страстного огня.

Мы вот с сестрой убеждены,
Что если б ты писал такое,
Как уберечься от войны,
Зарплату подняли бы вдвое,

А пишешь ты о постороннем,
Что и уму не непостижимо,
Себя как будто бы хоронишь,
Тоску-печаль, напустишь дыма.

Писать бы надо, как Есенин,
Иль Пушкин, Гете, или Тютчев,
Красиво, страстно, с упоеньем,
У них бы выучился лучше…

А если так ты не умеешь,
То критикуй хотя бы власть,
Ударь словами побольнее,
Мол, у народа хватит красть.

А если этого не можешь,
Так знай, стихи не интересны,
Какой поэт ты, к черту, боже,
Не покупаемый, безвестный!

По-настоящему, серьёзно
На жизнь взгляни без искажений,
И недовольный голос слёзный
Замрет недвижно натяженьем,
Песок и ломкий лист в остатке,
И дыма запах горько-сладкий…

Мы пили, пели песни, шутки,
На грани пошлости намеки,
Без сна почти вторые сутки,
Играли в карты: в очко, покер,
Курили часто, пили много,
И чертыхались, злили бога.

Традиционно и обычно,
Как гости редкие, так праздник,
Смолчим, кто нам несимпатичны,
Не придеремся к пошлой фразе,
Потом, как гости за порог,
Обсудим каждого порок.

Другой ли жизни знаем прелесть,
Диктуют нам случайно ль связи,
С кем соли пуд невольно съели,
Кто откровенностями дразнит,
Но как нужда грызет общаться,
С кем ты в друзьях, не разобраться.

Большая жизнь в больших романах,
Где страсть чиста и зло священно,
Где симпатичный даже пьяный,
В любви признанье мила сцена,
А наша жизнь в сравненье сера,
И мелочей в ней свыше меры…

Вот брат приехал, он несчастлив,
И хочет праздника, поддержки,
Его спасти в моей ли власти,
Я у судьбы не царь, а пешка,
Сам угодить хотел бы в дамки,
Но остаюсь в привычных рамках.

Смолчу, где надо урезонить,
Скажу, что хочет он услышать,
Я брат ему, но посторонний,
Родства по крови голос тише,
Хоть и приму гостеприимно,
Надеясь будто на взаимность.

По-настоящему и смело
Глядеть на жизнь не каждый хочет,
Кто в черном видит пятна белые,
Кто в добродетели порочен,
Разоблачи, врагом он станет,
Легко привычно жить в обмане.

Ждать не могу, когда…, добавить
Осталось присказку былую,
Душа, как мальчик озорует,
Хохочет, плачет истерично,
Она как будто бы и вправе
Быть откровенной, злоязычной,

Припомнить то, что так хотелось
Забыть, простить, не обвиняя,
Мол, ты, душа хоть и больная,
Моя вина – с тобой не сладил,
Ты мстишь по делу и без дела,
Начни уж сказку, бога ради!..

Ждать не могу – уходят сроки,
Труднее с каждым днем дорога,
А я прошу совсем немного:
Не враждовать – объединиться!
Твои усвоил я уроки,
Не журавлем, так будь синицей.