Чёрный Заяц - Убедительно и легко

Цвет моих глаз – настоящий живой коньяк,
Медные искры, волшебная карамель,
Брошенный в омут камень, запретный знак,
Шёлковый стыд девяти с небольшим недель.

Медленно тонешь, и вряд ли тебе спастись,
Этим последним секундам неведом страх,
Ведома жажда. Отдайся и подчинись
Бархатному послевкусию на губах.

Дикая кола – на дне твоих чёрных глаз,
И пузырьки, словно ключ от любых оков:
Накипь и ржавчину можно сводить на раз,
Можно топить колорадских смешных жуков,

Можно с одежды любое свести пятно,
Переливай, осторожно и не спеша.
Кола, конечно, отменная гадость, но…
Но с коньяком она дьявольски хороша.

Пусть хмурятся психологи смышлёные,
И верещат от ужаса подружки,
Что плохо, если верные влюблённые
Спят, повернувшись жопами друг к дружке.

Ведь это верный знак, о боже-божечки,
Что чувства угасают между вами,
Раз не в обнимку, и не в позе «ложечки»,
И даже не переплетясь ногами.

Не пряча лица в спутанные волосы,
Не отлежав протянутую руку…
Идут по вашей жизни злые полосы,
Несут печаль, скандалы и разлуку.

Но я плевал на эти измышления,
Мне до того легко и сладко спится,
Когда ловлю тепло прикосновения
К твоим таким любимым ягодицам.

Одновременно радует и дразнится,
И отгоняет страхи и напасти
Родной души пленительная задница,
Прижатая к моей филейной части.

И очень романтично получается,
Когда волной постельного блютуза,
Ко мне прекрасной попой прикасается
Уснувшая любовница и Муза.

Я Дровосек, железный и печальный,
Печальнее людей не видел мир:
Великий Гудвин силой инфернальной
Мне намагнитил половой шарнир.

И секс теперь, как пятилистный клевер,
Ужасно редкий, единичный вид,
Ведь мой шарнир всегда встаёт на Север,
А в остальные стороны – висит.

И мне до слёз до смазочных обидно,
Что от колдунства стал я одинок,
Ведь милая прекрасная Бастинда
Ебётся только глядя на Восток.

Ужасная, ужасная проблема,
Никак мне быть счастливым на даёт,
Ведь стройная, прекрасная Гингема
Полярности совсем не признаёт.

И чтоб в веках не прозвенеть дрочилой,
И похоть ненасытную унять,
Приходится опять ебать Страшилу —
Ему, паскуде, пофиг, как стоять.

Я прилип к тебе так, как будто
В мою душу налили клей.
По утрам я дарил незабудки,
Вечерами таскал портвейн.

Чтобы чувства не впали в кому
И не кончился разговор,
Мы кончали запасы рома
И глушили святой кагор.

Нашей страсти нужна подпитка,
Не наскучить друг другу – цель.
Покупал я ликёр со скидкой,
А по праздничным дням – «Мартель».

Уходила ты по-английски,
Незаметно, как лёгкий сон,
Только мы допивали виски
И к концу походил бурбон.

Как бутылки у нас пустели,
Так, без счёта, летели дни.
А в итоге тепло постели
Променяли мы на режим.

Как в палатах больничных грустно,
Через стену не видно слёз.
На двоих у нас дом и чувства,
Но у каждого свой цирроз.

Вот бы было весело и няшно,
Лёгкое амурное кино,
Если б двоеженство на близняшках
Стало вдруг у нас разрешено.

И не нужно становиться букой,
Про мораль воинственно кричать,
Ведь давно доказано наукой,
Что нельзя близняшек разлучать.

И вообще, представьте на минуту,
Как две пары сумасшедших глаз
Радостным воскресным тёплым утром
Тая от любви глядят на вас.

Как семейным камерным дуэтом,
В тоненьких носочках шерстяных,
Жарят с треском пышные омлеты
И готовят кофе на троих.

Ты глядишь с молчанием английским
И растущим жжением в душе,
Как четыре идентичных сиськи
По квартире ходят в неглиже.

В этих планах, словно в щёлке узкой,
Выгода огромная видна:
Даже тёща, данная в нагрузку,
На близняшек только лишь одна.

Ты кричала, я молчал,
Экономил силы.
Монологом шёл скандал,
Медленно и мило.