Чёрный Заяц - Убедительно и легко

Где твоя запрятана обида,
Как мне грусть твою искоренить?
Галатея, детище Евклида,
Не дано тебя мне изучить.

Я учебник школьный пролистаю,
Нежно гладя грань твою рукой,
Жаль, я ничего не понимаю
В девушках с квадратной головой.

Она стояла на коленях,
С пурпурной розою в руке.
Качались веточки сирени,
И выпь кричала вдалеке.

А он в глаза смотрел ей томно,
И путал пальцы в волосах,
И двигался легко и ровно
Горячий хуй в её устах.

А ей слегка обидно было,
Хоть он старался, в меру сил,
Она его уж полюбила,
А он её употребил.

Не рассказала, не открыла
Происхождение своё,
И он её с улыбкой милой
Всю ночь на сеновале ёб.

Качались веточки сирени,
И выпь кричала вдалеке…
Он был какой-то там Оленев,
Она – какая-то Фике…

Кофе и сыр,
За окном, как всегда, ненастье.
В бложик пишу про смешные свои дела.
А ведь с утра на меня навалилось счастье —
Мы поругались,
Ты, вещи собрав, ушла.
Мне показала отставленный средний палец,
Хлопнула дверью,
Швырнула ключи в подъезд…
Я станцевал отчаянный дикий танец,
Спел «Аллилуйя»
И вылил, к херам, Шартрез.

Выпил сто грамм настоящей холодной водки,
Сел за компьютер и начал творить дела:
Поудалял наши общие с тобой фотки,
Статус поставил из серии «Ты ушла»,
Музыки грустной в плей-лист себе навтыкаю —
Пусть все решат что я плачу, грущу, топлюсь.
Что не дышу и попросту умираю
Я без тебя…

А я без тебя тащусь!

Говорит Аиду Персефона:
– Держишь ты меня в чёрном теле:
Ни машины, ни телефона,
Ни песца в шкафу, в самом деле.
У золовки моей, у Геры,
Полон дом серебра и злата,
По утрам ей поют Гомеры,
А у нас лишь ШурА поддатый.
У неё на руках болонка,
А у нас растолстевший Цербер,
Она ездит на Кипр с ребёнком,
А у нас – то тайга, то север.
У неё Ганимед дворецким —
Златокудрый да волоокий,
А у нас этот Харон мерзкий —
Колченогий да кособокий.
У неё там пиры да блядки,
Без обиды да без цензуры…
В общем, всё у неё в порядке,
Пофартило по жизни дуре.
Повезло с мужиком, заразе,
Он пробился, в авторитете.
Ну а мы – в подземелье грязном,
Мертвяки, тараканы, ветер…

Отвечает Аид супруге,
Головой покачав: «А знаешь,
Что грызутся они как суки,
Дверь квартирную закрывая.
Что давно ни любви, ни веры —
Проститутки, альфонсы, драки…
И милее всего для Геры
На просвет водяные знаки.
Что для Зевса всего надёжней —
Откупиться и пить втихую…
Неужели ты хочешь тоже
Роскошь,
Ложь
И любовь такую?

И о чём говорить нам?
И есть ли смысл
Продолжать отношения личные?
Для тебя, это ж надо, тире и дефис
Не имеют отличия.

Я устал объяснять, рисовать, чертить,
Опускаюсь на корточки.
Ну какой же бесчувственной нужно быть,
Чтоб тире назвать «чёрточкой»?

Я исполню любой твой тупой каприз,
Я прощу тебе многое.
Но, пожалуйста, правильно ставь дефис,
Чудо ты длинноногое.

Верю, милая, выучишь и поймёшь,
Прояснения тебе скорого.
Ты же девочка-солнышко, солнце-клёш,
«Я люблю тебя – это здорово…»

Ну и кто тут всему голова, скажи?
Видишь, в доме наточены все ножи,

Видишь, гвозди забиты, накормлен кот,
Холодильник затарен на год вперёд,

Ловко вкручены лампочки, пол помыт,
В кухне кран не чихает и не хрипит,

На балконе верёвка звенит струной,
Починилась духовка сама собой,

И вокруг лепота, теплота, уют.
В общем, люди хорошие здесь живут.

В общем, я в одиночестве не помру,
Можешь к маме уматывать поутру,

Можешь ездить ей жалобно по ушам,
Приравняв меня к смертным семи грехам.

Можешь многое сделать, но дело в том,
Что неплохо бы просто взглянуть кругом,

Ведь в таком-то жилище грешно не жить.
Может проще остаться? И повторить?