Лазарь Соколовский - Раннее позднее

тридцать лет уже… Книги да письма
от друзей, педагога успех,
запоздалая слава… Немыслим
этот дом без него – и для всех!..

Но такой уж у нас распорядок,
что заставит застыть у черты,
как «Рыбачкам» у Маргит: сеть складок
руки гладят сквозь сжатые рты,

снова мука граничит с любовью,
вновь улыбка скользит по слезам…
Все проходит… хоть крест этот вдовий
не дано разделить пополам.

Дорогая, прости, не хотелось
о проклятой военной поре,
только что наша поздняя зрелость —
мне теперь, как ему в ноябре,

разве выпало выжить и, вроде,
перемирия хрупкую гать
наводя, уповать: перебродит
срок и наш, но под дулом стоять,

может быть, не придется поэтам,
глядя за небо, пряча блокнот.
Что уроки – под Прагою где-то
снова танки стоят у ворот…

Не отчаяться б… Весточки редки
и так долго по почте идут.
Но в апрель откликаются ветки,
паучки будто связи плетут

наши кровные, неподалеку
дятел ритм заповеданный бьет —
лес оживший наполнится соком,
брага жизни нахлынет вот-вот,

как всегда, головою кудрявой
лишь кивнет – и забыться бы рад…
До свиданья. Прости за корявость
и за путаницу невпопад

несусветную. Руки целую
твой, наверное, тысячный сын.
Вдруг учительство наше не всуе…
Адрес прежний – Пожони 1.

В старом городе зелени мало —
как ей выжить в гранитном нутре,
и покажется чудом, пожалуй,
стройный тополь в углу во дворе.

Лестниц путаные переходы,
ширмы, древний фонарь над столом
эхом, как от шагов пешеходов
с тех времен – все разит волшебством.

И хоть знал я, наверно, не фея
вдруг возникнет из смутной дали —
переводчик… Нет слова глупее:
переводят долги и рубли,

переводят войска и расчеты,
переводят часы и пути —
сердца раненого заботы
кто попробует перевести?

Переводят бандитов и прочих
с пересыльных бараков в Сибирь —
переводчик как тот перевозчик
неумелых, слепых поводырь.

…Вот сидим, говорим о России,
о тридцатых, сороковых.
Не от белых рубцов хирургии
как прогалины в прядях седых?

Не с того ли – какие бы лета
ни случились – не плакаться зря?
О родные университеты —
воркутинские лагеря!

До сих пор голоса не остыли,
встанешь, как на поверке с утра —
там, на зоне, свободе учили
не охранники – профессора.

Где, казалось, смысл жизни обрушен,
человеческий облик размыт,
не сгибались великие души,
не скудели большие умы.

Переводчик… Покажется просто:
запастись словарем на дожди.
Своего ли не выпало вдосталь,
чтоб чужое брать – переводи!

Может, резкий твой выговор ближе,
а иронии горше смешок
оттого, что все стены – из книжек,
горы рукописей – под потолок.

На прощание несколько строчек
лишь добавишь в копилку чужих.
Переводчик… как первопроходчик —
всю себя отдавать за других.

К деревне нищий подошел…
беленый дом стоял у края.
Пора уборки урожая,
здесь, видимо, ломился стол

под тяжестью даров и благ,
что дарит смертному природа.
Он знал: в семье не без урода,
кто сыт, одет – кто бос и наг.

Небедный обозрев уклад,
решился. Тут как тут хозяин:
– С чего ты взял, что я богат?
Ответил: – Выбор мой случаен,

я просто голоден, устал
и дальше двигаться не в силах.
– Да у меня весь хлеб пропал
и, веришь, яблоки червивы.

– Хотя бы переночевать,
а утром я уйду. – Да рад бы,
вчера сосед – все, знаешь, свадьбы —
забрал ненужную кровать.

Тут странник сжался и затих
от низости такой в испуге…
Охранный пес, гроза округи,
послушно лег у ног босых.

– Ну, что ж… Пошел, в который раз
в своей же вере разуверясь.
Нимб вмиг зажегся и погас,
как боль, сворачивая в ересь,

такую падкую к нужде…
– О господи! Как быть послушным,
когда сомнительно и душно,
и так всегда, и так везде…