Лазарь Соколовский - Раннее позднее

еще чуть-чуть налево в гору
по узким улочкам кривым…
А смог ли Гамлет быть шофером,
сыграть себя немолодым?

Возможно, смог, ведь он упрямый,
да нет – взять просто, что лежит.
С чего ввязался в эту драму —
корона ль портит аппетит.

Пускай не так, не сяк, не этак —
все, как ни тщись, крепка стена…
Не завещали разве деды
фарс, где интрига не сложна:

любви с полушку, воз терпенья,
с поллитра верности друзей…
Кто больше стоит сожаленья —
чем дальше в жизнь, тем все трудней.

…Вот и последняя канава,
подъем и крашеный забор…
Ты прав, актер, какое право
имеем мы на перебор:

играют нами – мы играем
на ярмарке ли, при дворе,
как те же тени над Дунаем
в пяти шагах от Сэнтэндре.

Здесь дорога бежит серпантином,
слева Геллерт, направо Дворец,
едем в гору – не хлебом единым,
сколько можно кутить наконец.

Жми! Пусть рвется в погоне за счастьем
разговора негромкого нить —
по конечностям больше ты мастер,
я ж сподобился души лечить.

Легким пухом багровым и красным
кроет осень изъяны земли.
Утешаемся – вдруг не напрасны
наши будни. Уже «жигули»

наверху. Ну, и вид с Яникула!
Город замер, огни разбросав.
Вспомни время иного разгула,
костобог – костолом, костоправ,

как в деревне скрывались ребята
с обнаженными лунами глаз…
Горизонт полыхал в 45-м —
и кому было думать о вас,

когда все начиналось сначала,
когда все узнавалось впервой,
когда люди ползли из подвалов,
изумляясь на мир голубой…

Этот город пожаров, развалин,
город несостоявшихся детств —
как о смерти отцов узнавали!
как сгибались под тяжестью жертв!

Так в 12 седели мальчишки,
века вывихов столь перебрав…
Что бы дали вам нового книжки,
костобог – костолом, костоправ?

И хоть скажешь, что в прошлом остался
тот диагноз, за временем, за…
как бы ты ни шутил, ни смеялся,
я-то вижу – печальны глаза…

Мир, увы, так же падок на травмы —
дух ли сломлен, коленный сустав,
чтоб на помощь примчался как равный
костобог – костолом, костоправ

успокоить – мол, что тут такого:
век гигантский – гигантский размах…
А предчувствие горя людского
где-то прячется в добрых глазах,

в уголках молчаливой улыбки,
в незаметных движениях рук…
Вниз дорога. Осенние скрипки,
словно дружба, приходят не вдруг.

Их в деревню к ночи привели,
выстроили, рявкнула команда.
Здесь, под Дьером, у местечка Абда…
Шел осенний запах от земли…

Как проститься в несколько минут,
пока яму тесную копали,
с тем, что жизнью раньше называли,
а теперь иначе назовут…

Как согреть в душе в последний миг,
стаскивая медленно одежду,
хрупкую, усталую надежду,
что не расстрелять любви родник…

Как вобрать в себя и этот луг,
и кусты по краю, и ракиты…
Как врагу, когда падут убиты,
доказать презренье – не испуг!

Как подруг любимых уберечь,
отвести от этой смерти ранней…
Как забьется! Как застонет Фанни —
больше ни стихов, ни губ, ни встреч…

Их в деревню к ночи привели,
до кровинки выжатых войною…
Звон стихал над павшею травою.
Шел осенний запах от земли.

Лес апрельский по-детски прозрачен,
прост и ясен, весь виден насквозь.
Если б жили мы тоже иначе,
как деревья: все вместе – не врозь,

если б пели свободно, как птицы,
не давясь от вохры за спиной…
Как же ты далеко – за границей,
путь к тебе не такой уж простой.

Лес апрельский по-детски доверчив,
всеми тайнами дарит сполна.
Неужели круг жизни очерчен
жестко так… Отгремела война,

у вас тоже весна, над Дунаем
воздух прян от цветущих ракит.
Сколько весен ушло с Николаем…
Как смириться – все рана болит,

вечерами – разверстая пропасть,
сердце еле трепещет в горсти…
Как привыкнуть нести одинокость
молча, мужнюю ношу нести