Алексей Ручий - Экзистенция

Будем знакомы: я – грустный поэт,
всю реальность себе заграбастав,
иду, курю, город смотрит мне вслед
глазами старого педераста.
Его похоть тягуча, как сладкий ликёр
с примесью желчи и яда,
а я ребёнок совсем, смешной фантазёр,
пылающий под его взглядом.
В наших играх смешались ласки и боль,
одиночества лезвии, шрамы сомнений,
и смерть, пьянящая как алкоголь,
встала точками на концах предложений.
Мир – просто игрушка в детских руках,
кукла со сломанным механизмом;
мои стихи – страсть, ярость и страх,
прошедшие сквозь сознания призму.
Всё смешалось в потоке несказанных слов,
я времени ткань разрываю, ликуя;
и проститутки из окон публичных домов
шлют мне воздушные поцелуи.
Я сыплю в ответ им букетами фраз,
что тонут в дней белом шуме, и я
выжигаю в бездне пристальных глаз
формулу собственного безумия.

Каждый день нарушая границы,
читая Лимонова, смеясь в эти лица,
играя на нервах, уходя от погони,
считая себя поэтом в законе,
мечтая о славе, проклиная славу,
над самим собой учиняя расправу,
соря деньгами, погружаясь в бездну,
понимая, что время всегда бесполезно,
веря в любовь, от любви умирая,
выпивая яд, отбиваясь от стаи,
совершая покупки, занимая наличность,
уничтожая в себе свою личность,
гуляя по нити, по тонкой грани,
ища иллюзий в гранёном стакане,
закрывая дверь, слова бросая на ветер,
вычисляя в уме дату собственной смерти,
поднимаясь на лифте, меняя любовниц,
вспоминая Толстого и Аустерлиц,
примеряя к запястью лезвие бритвы,
на крыльях валькирий уносясь с поля битвы,
с распятым Христом целуясь в губы,
минуя огонь и медные трубы,
обнимаясь на сцене с солистом панк-группы,
смотря на жизнь глазами довольного трупа,
встречая в похмелье утро за утром,
нанося на лицо слой белой пудры,
рисуя узоры, ритуальную маску,
готовясь к войне, приближаясь к развязке,
Я СТАРАЮСЬ ЗАБЫТЬ

Следуя догмам Тимоти Лири
погружая себя в первосортный делирий
разбирая реальность на мелкие части
превращаясь в цепочку деепричастий
фиксируя каждый из отдельных фрагментов
принимая данность за сто процентов
и долю сомнений как сто из тех ста
заключая жизнь в структуру текста
преодолевая иллюзию страха
как мистический Феникс возрождаясь из праха
отвергая статистику принимая на веру
следуя тактике Аполлинера
из своего больного сознания
удаляю все знаки препинания.

Скинь повод заученных фраз,
Будь свободен в своём выражении:
Эксцентричный чистый экстаз —
Есть суть любого движения.
Я сделаю шаг за балкон —
На руках повисну над бездной,
Мой безупречный сон
Застывая, реальность разрезал
На тысячи ярких картин,
Безумных цветастых видений;
Мои мысли ножами блестят из-за спин
Всех потерянных поколений.
И знакомый битник-поэт
Мне шепчет из дебрей шестидесятых:
Всё забудь: реальности нет,
И нет нас всех вместе взятых,
А только мысли прозрачный кристалл,
И биение сердца над временем,
Утонувшим в чужих мечтах, —
Мы одной с ним крови и племени.

Игры чувств, игры на грани
в мире страстей и желаний,
в мире рубцов и шрамов —
чёрно-белой будничной драмы,
среди глупых слов и теорий,
интриг и любовных историй;
на руинах античной мысли,
в календаре, где спутаны числа;
игры с огнём, игры в прятки,
где нам остаются загадки
и ни одного ответа…
любовь – беспечный луч света
в тёмном царстве голодной плоти,
эти игры словно наркотик,
вызывающий привыкание,
но по ту сторону – знание
о высшей степени чувства
и вера в него – искусство,
что освоит отнюдь не каждый,
утоляя духовную жажду
из сердца живого колодца…
эти игры с огнём эмоций…

Дни словно призраки тают в забытьи,
Мимо кадрами фильма мелькают событья,
Я просыпаюсь в оцепенении,
В крайней степени отчуждения —
Трясущийся, больной, нервный
Между ног фригидной стервы —
Моей судьбы… в поту липком,
Словно выстрел встречая улыбку
Своих старых знакомых;
Выходя из глубокой комы,
Глядя в глаза безрассудной богини,
Которую должен любить отныне
И во веки веков… ведя свои хроники,
Где на первых ролях психи и параноики,
Где между прошлым и будущим лишь пустыня
Моих страхов и уязвлённой гордыни,
Где мечты разбиваются о повседневность,
Где за дверью в лето лишь вскрытые вены
И в ублюдочных снах пируют уроды,
Где идёт по тридцатке опиум для народа, —
Она правит там, о нищие духом, —
Эта дева и слепая старуха,
Что меня заставляет зайтись мелкой дрожью
И оставляет шрамы на коже —
Там, где навеки вырвано сердце,
Мы с ней всегда единоверцы,
Моего безрассудства слепая богиня —
Я ухожу внутрь тебя – в эту пустыню.