Андрей Милованов - Русские корни

Его басы звучат, играют,
Людскую душу провожают:
«Да если б не было цветка,
За ней помчался в облака,

В руках держу её создание,
Я вспомнил первое свидание,
К губам как губы прикоснулись,
Святые в небе улыбнулись.

О горе нужно мне забыть,
Цветочек надо мне растить,
Он мне напомнит мою паву,
А музыка заменит маму.

Ночами маялся, не спал,
В болезнях дочке помогал,
Мне радость первые шаги,
Святая Мать, мне помоги.

Вот первый шаг, а вот второй,
Глядит, где мама за спиной,
Опоры нет, она не знает,
Что мама в облаках летает.

А шаг от этого всё твёрже,
Я стал к себе на много строже,
Один я ей отец и мать,
Мне нужно дочку поднимать».

И вновь звучит аккордеон,
Маэстро в шоке, потрясён:
«В четыре года дочь запела,
Жаль, мать услышать не успела.

В ней голос ангела звучит,
Поёт дочь так, что всё молчит,
Святой с небес ей подпевает,
Талантом дочь не обделяет.

Мирей Матье к нам приезжала,
В концерте дочку услыхала:
«Что там за Русский соловей
Поёт в кругу, среди детей!

Эдит Пиаф так в детстве пела,
Весь мир со славой облетела,
Ребёнок, Бога дарование,
Поёт, теряешься в сознании».

Притих в рассказе мой маэстро,
Аккордеон, как звук оркестра
Шансон французов вторит нам,
Падам, падам, падам, пам, пам…

Глаз от меня не отрывал,
Минуты три шансон играл,
Затем сошёл он на фальцет:
«А сколько, мальчик, тебе лет?»

«Шестнадцать», – отвечаю я.
«Да ты такое же дитя,
Как мой раскрывшийся цветочек…
Последний для неё денёчек.

Сегодня утром рано встал,
Я завтрак ей на стол подал,
Собрал ей ноты на занятия,
Расцеловал, забрал в объятия.

Я посмотрел затем в окно,
Там тучей свет заволокло,
На улице почти темно.
Спешила дочь моя в метро:

Я не придал тому значения,
Закон несчастья, повторение,
Святой меня предупредил,
Я чуть его опередил.

Сегодня я давал концерт,
Оркестр наш – всего квартет,
Наш номер объявил оратор,
Меня позвал администратор.

Артисты слёзы не скрывают,
Платками лица прикрывают:
«Там взрыв в метро, там террористы, —
Опять рыдают все артисты.

Там дочка ваша, в том вагоне!
Лежат останки на перроне,
Её по нотам опознали,
Весть нам тревожную прислали».

От слов таких оторопел,
На пол, на каменный, присел,
Ушла жена, забрали дочь,
Кто может мне сейчас помочь…

Я вспомнил тучу, вспомнил свет,
Завял цветочков мой букет,
За что мне смерть и наказания,
За что такие испытания?

Я побежал тогда в метро,
Там света не было, темно,
Меня к цветочку не пустили,
На власть кричал, мне всё простили.

Выходит снизу офицер,
Ко мне подходит, за барьер,
Выносит платьица кусочек:
«Храни от дочки лоскуточек.

Взорвали бомбу рядом с ней,
Нет больше тел от тех людей,
Один лишь платьица кусочек,
Нашёл в вагоне уголочек.

Как с горем вам сейчас смириться!
Как с дочкой вам родной проститься!
А с этим нужно дальше жить,
Ведь жизнью нужно дорожить».

Мне нужно дочку хоронить,
С женой в могиле разместить,
Как мне всё это пережить,
Теперь кем в жизни дорожить!»

Слеза бежит, не прекращает,
Аккордеон звучит, играет,
От звуков нот как не заплакать,
Утёр глаза, под ними слякоть.

Нас в заведении держали,
Одних в метро не отпускали,
Подонки в жизни, террористы,
Взрыв учинили нам фашисты.

Подходит к станции вагон:
«Давайте выйдем на перрон,
Я вам с погостом помогу,
Пойдёмте быстро к мужику».

И вновь дорога через Храм,
Всегда поклон ему отдам,
Сидит на лавочке мужик,
Меня он ждёт, уже привык.

С ним поздоровался, обнялся:
«Есть разговор, – ему признался, —
Привёл с собой я музыканта,
Различных премий конкурсанта.

Разбитый горем он, растерян
И в жизни навсегда потерян,
Взорвали доченьку в метро,
Несчастьем свет заволокло.

Должны мы все ему помочь,
Чтоб с Богом проводил он дочь,
Цветочек юного таланта,
Потеря в жизни музыканта».

Меня мужик опять обнял:
«Когда-то я тебя принял,
В работе ты всегда послушный,
К беде чужой неравнодушный».