Людмила Руйе - Душа поэта

Этого города в том гениальность,
Что все легенды в себе он хранит.
Времён здесь перепутана реальность,
Поэта вымысел и прототип.

Кто же была «Дама с камелиями»?
Маргарет Готье? Мари Дюплесси?
Иль драгоценными ожерельями
Осыпали Альфонсину Плесси?

Это теперь уже совсем не важно.
Важно, что видели в ней не порок,
А женщину, принявшую отважно
Вызов судьбы, похожей на злой рок.

Великодушная царица бала,
Она умела вызывать восторг,
И вот Париж, когда её не стало,
Скрыть о несчастной деве скорбь не смог.

«Их ум логике неподдающийся, –
Чарльз Диккенс так сказал про парижан. –
Умер не политик выдающийся,
И не герой войны от тяжких ран.

Оплакивают смерть они кокотки,
Что силы растеряла на балах,
Как мотылёк сгорела от чахотки», –
Недоуменье слышалось в словах.

«Я женщин лёгкого поведения
Любить не могу, – Франц Лист говорил, –
Но Дюплесси была исключение,
С доброй душой её бог сотворил.

Во мне, когда её я вспоминаю,
Романтичная музыка звучит,
И мыслями в античности витаю,
Где нимфой надо мной Мари парит».

Звезда её сияла очень ярко,
Сорвавшись с неба, к гибели летя,
Сжечь душу, сердце было ей не жалко,
Их пламенем как факелом светя…

Сказал приемной дочери Козетте
Здесь бывший каторжник и вор Вальжан:
«За тех, кто с нами рядом, мы в ответе,
А то, что отдадим, послужит нам».

Когда-то отдал ему подсвечники
Священник, чтоб тот избежал тюрьмы,
Понял Жан тогда, что могут грешники
Раскаяться и будут прощены.

С ним перемена странная случилась –
Отдал вместо того, чтоб отобрать.
Сторицей это вскоре окупилось,
С тех пор Вальжан стал людям помогать.

Его спасла в благое дело вера.
Народа уваженье заслужил
И избран вскоре был на должность мэра.
С тех пор с самим собой в ладу он жил…

В Бельвилле, бедном парижском квартале,
Пела девчонка худая Пиаф.
Слушая, люди часами стояли,
Чудо великое в ней распознав.

Голоса высокое напряженье
До глубины души могло достать,
К «Олимпии» началось восхожденье,
Где сумела непревзойдённой стать.

Играл на сердца собственного струнах
На стадионе Джонни Холлидей,
Нас унося всех на пиратских шхунах
В безбрежный океан людских страстей…

Что чудо в наше время существует,
Мне центр концертный «Берси» показал.
Казалось, небо ангела дарует
По имени Грегори Ламаршаль.

Преображал любую песню голос
Неслыханно высокой чистоты,
Астральное с земным будто боролось,
С галактикою наводя мосты.

Доверчиво раскрыл пред нами душу
Космической какой-то красоты,
И стало стыдно от того, что трушу
Мирской оставить путы суеты

И, из земного выйдя притяженья,
Высокому искусству послужить,
От неба получая вдохновенье,
На благо душ мятущихся творить.

Едут сюда по велению сердца,
Пропитан романтикой весь Париж,
В духовный мир открывается дверца,
На крыльях Пегаса словно паришь.

И в отверженном каторжнике бывшем,
Даже через уродства Горбуна,
И в куртизанке в ярком платье пышном
Здесь видишь душу, что Богом дана…

Аромат расцветавшей гортензии,
Улыбки людей ночного кафе
Вдруг пробудили музу поэзии,
Запечатлелись чтоб чувства в строфе.

Рядом речь послышалась французская:
«И я обожаю стихи писать,
Вы, мадам, по-видимому, русская,
А я бы мог Париж вам показать».

Хочу, чтоб оказался из народа
Учтивый, романтичный кавалер,
Чтоб, как Вальжан, Сорель и Квазимодо,
Он сердце благородное имел,

И если ради выгоды и мести,
Запретную не перейдет черту,
То значит удостоена я чести
Увидеть наяву свою мечту.

В собор Парижской Богоматери
Круглый год идёт народ,
Эсмеральда сидит на паперти,
Квазимодо стоит у ворот.

Словно кто-то навёл на вас порчу,
Нищий горбун, мой бедный собрат,
На улице Москва дремлешь ночью
Иль на лавке в метро «Сталинград»?

А ты, танцовщица-красавица,
Ждёшь всё принца на белом коне,
Что над бедной девушкой сжалится,
Возьмёт замуж и даст все «papiers»?