Мария Петровых - Избранное

Собака… Ну что же? Ну — пес, ну — собака.
Забот, что ли, нету иных?
Собака собакой. С чего же, однако,
Так много присловий о них?
«Промерз как собака», «устал как собака»,
«А ну тебя вовсе ко псу!»
Собак в поговорках и этак и всяко,
Как шишек в еловом лесу.
(Коль жизнь обойдется со мною жестоко,
Невольно вздохну: «Я как пес одинока.
О, холод собачий…» Зачем я про это?
Но лучше оставить вопрос без ответа.)
Для пса человек будто солнце из мрака —
Молитва, мечта, божество,
Бесстрашно его охраняет собака,
Спасет и умрет за него.
Что ж душу собачью калечат и мучат?
Собаки смирятся, смолчат.
Внушают им злобу, свирепости учат…
Волчат обучайте, волчат!
Отбилась от темы. Вначале — присловья,
А дальше совсем не о том.
Но псам на любовь отвечайте любовью,
А про поговорки — потом.

Красотка, перед зеркалом вертясь,
С гримаскою горбунье говорила:
«Нельзя сказать, что выгляжу я мило.
Ей-богу, сложена я как горилла».
И предлагает, ласкою светясь:
«Не прогуляетесь ли вы со мною?»
И эта, с перекошенной спиною,
Вздыхая, за красавицей плелась.

Вот тебе на! Никак, ты пишешь басни?
Да и плохие, что всего ужасней.
Ложись-ка спать, скорее свет гаси.
Уж коль беда с тобою приключилась,
Уж коль стихи писать ты разучилась,
Без тайной зависти свой крест неси,
А басни, притчи… Боже упаси!

Озираясь, в дверь пролез.
Не красавец, не урод,
Но из комнаты исчез,
Испарился кислород.
Этот гость лишен примет,
Но дышать невмоготу.
От него сойдешь на нет,
Превратишься в пустоту.
Озирается, как вор.
Он хвастун и жалкий враль.
Примиряться с ним — позор,
Расплеваться с ним не жаль.

Не знаю, бьют ли там старух,
В домах для престарелых,
Но знаю — говорят им вслух,
Что подошел предел их,
Что помирать давно пора,
Что зажились старухи…
О нет, все это не вчера,
И нынче в том же духе.

Когда молчанье перешло предел —
Кто гибели моей не захотел?..
Подходит и трясет меня за плечи:
«Опамятуйся, пробудись, очнись,
Верни себе свой облик человечий,
Почувствуй глубину свою и высь,
Верни себе великое наследство,
Сознание твоих врожденных прав,
И безоглядное любвеобилье детства,
И юности непримиримый нрав».

Всю ночь — страданье раскаленное,
О совесть, память, жаркий стыд!..
Чуть голубое, чуть зеленое,
Тот жар лишь небо остудит.
И ни к чему глотать снотворные,
От горькой одури слабеть…
Смирись, покуда небо черное
Не станет тихо голубеть.

Что печального в лете?
Лето в полном расцвете.
Мучит малая малость —
В листьях будто усталость,
Будто скрытость недуга
В этих листьях зеленых,
И морозом и вьюгой
С первых дней опаленных.
Трудно было не сжаться,
От смертей удержаться, —
То тепло, то остуда, —
Нынче весны коварны…

На листву, как на чудо,
Я гляжу благодарно.

Не приголубили, не отогрели,
Гибель твою отвратить не сумели,
Неискупаемый смертный грех
Так и остался на всех, на всех.
Господи, как ты была одинока!
Приноровлялась к жизни жестокой…
Даже твой сын в свой недолгий срок —
Как беспощадно он был жесток!
Сил не хватает помнить про это.
Вечно в работе, всегда в нищете,
Вечно в полете… О, путь поэта!
Время не то и люди не те.

Уж лучше бы мне череп раскроили,
Как той старухе, — в кухне, топором,
Или ножом пырнули, или, или…
А этих мук не описать пером.
Я замерла, сама с собой в разлуке,
Тоска молчит, тоска мычит без слов.
За что мне, Господи, такие муки!
Убил бы сразу, только и делов.
О Господи мой Боже, не напрасно
Правдивой создал ты меня и ясной
И с детства научил меня слагать
Слова… Какую даровал усладу!
И вот с немой тоскою нету сладу.
Ты прав. Я за грехи достойна аду,
Но смилуйся, верни мне благодать!