Юрий Смирнов: Вселенная неформат

Я варю синий борщ.
Девяностовосьмипроцентный
Синий борщ.
Он вставляет
Тех (или тем),
Кто давно параллельный
К любой из тем.
К шашлыку.
К ухе.
К люля.
К человечине.

Меня называют Меченый.
В одной из кулинарных программ
Меня ударили
Китайским ножом
Прямо в параллелограмм.
Доктор Стас меня спас.
Шрам остался.

Маюсь
От варки к варке,
Не знаю
Чем занять свои
Толстые шкварки.
К Нельке пойти
Или к Одарке.
Старый.

Молдавский синдикат
Подпольной еды,
Маскирующийся
Под сеть наркоаптек,
Сидит у меня на хвосте.
Я скачу, как австралопитек,
Меняю города, квартиры, фиды,
Задумываю такой салат,
Такой нечеловеческой силы салат,
Что человечество,
Отведав его,
Добровольно отправится в ад.

У меня нет никого
Кого бы я
Не хотел
Заставить
Сидеть на диете
Дилеров прошу
Об одном
Не продавайте мой борщ
Детям

Дестини ковыряет вилкой пасту.
Он спецагент, мастер безопасности,
Отлученный от оперативного дела
За ту англичанку в швейцарском отеле.
Она не преследует его кошмарами.
Ему не снятся её рваные раны.
Нормально.

Дестини не любит пасту.
У Дестини под лопаткой свастика.
Внедрение, Белое Братство, резня в Техасе.
Салли бесится, говорит, ты – красный.
У неё в голове грёбаный блендер,
Свежевыжатый сок из чужих мнений.
Лень ей.

Дестини занимается копипастой.
Ссылка в архив, бумажная масса.
Разбирает дело Хемингуэя.
Читает, листает, смеётся, звереет.
Гений жалуется на прослушку и слежку.
Дестини молча идёт по следу
Бреда.

Дестини пишет красной пастой
Фальшивый отчёт о спецоперации.
Выдумывает агента Забриски,
Мастера по сглаживанию рисков.
Установка жучков, контроль почты.
Старая ручка писать не хочет
Ночью.

Дестини пьёт с журналистом Пастом.
Допускает утечку секретной информации.
Читает расследование Вашингтон Пост.
Газета имеет разведку под хвост.
Любимый писатель реабилитирован.
Шеф называет Дестини скотиной.

Синей
Бессмысленной
Южной
Ночью
Она
Приходит
И
Его
Хочет
Показывает
Грудь
В рваных ранах
Он
Говорит
Уходи
Мне на службу
Рано

Достаёт из сейфа
Чёрное ружьё
Не ждёт

а пока мир доигрался в железные шахматы
до вечного иранского шаха и клоуна пата,
я спою вам шуршащую шёлком балладу
про ведьму и психопата

Ведьма была ничего себе.
Ведьма летала на нижней губе,
Используя силу презрения.
Её мать-наставница,
Фея Женского Зрения,
Выдавая ей очередную тыкву
И дежурных мёртвых мышат,
Говорила:
Сад наслаждений,
Моя милая,
Открыт с восьми вечера
До девяти утра.
И у тебя полседьмого –
Тебе пора
Выражать эмоции,
Доставать из себя малышей.
Ведьма морщилась
И отвечала:
Мама, шей
Свой погребальный саван.
Время неумолимо.
Время грызёт изнутри кожу,
Как череп архиепископа Руджиери
Грызет Уголино.

Гольяново.
В прошлом Чёртова Рожа.
Люди вымерли, коты разжирели,
Нормальный ведьмин район.
Из церкви сделали
Макаронную фабрику.
Ведьмы общаются
С помощью зябликов.
Пишут внутри макаронин.
Лены Громовы
Юли Крюковы
Лили Доронины
Юркие, пегие, проворные,
Словно серии
Второго сезона Лоста,
Словно руки юного Шивы…

Но молю тебя, –
Если тебе дорога обшивка –
не заходи на Лосиный Остров.

Психопат там правит воздухом.
Захочет – запилит тебя лобзиком.
Захочет – задушит углекислотой.
Или договорится
С местной сволотой.
Поймают,
В багажнике привезут,
Возьмут часть тебя за труд.

Дети города знают про Психопата.
Он семи саженей,
Ликом бел,
А в руке лопата
И осиновый саженец
Для создания детских могил.
Он суммарно две школы уже убил.
Три детских сада –
Имени Розочки,
Имени Солнышка,
Имени маркиза де Сада.
Остерегайся его, дитя.

Бабочка бьётся в оконных сетях

Они сидят в заведении
«Выхухоль и индюк»
Живых посетителей немного
Он ест салат по-вьетконговски
Она – фаршированных слуг
Народа
Плюс вино из водопровода
Плюс каменная его ладонь
Лежит на сетке её чулка
Плюс дикий её огонь
Сжигает его последнего мотылька