Наталия Лафицкая - Танцы на сломанных ногах

Красивая баба Фима женщина, с происхождением, корнями, ну и со здоровьем. Дед Савелий тоже мужчина красивый, со здоровьем, винтовками, кривыми ногами и мотоциклом. И щедрый, потому что всем того же желал. Здоровья особенно. «Будь, – говорит, – здоров, не парься». Почему он париться не велел, не знаю.

В деревне Ядогрибово народ бани имел и париться умел. Анита, например, баню так обожает просто. Бывало, к бане подбежит, обнимет ее и вся дрожит от красоты, радости и здоровья. Искры с бревнами разлетаются, народ кто бежит, кто ползает. Руками машут, всплескивают. Аниту, значит, приветствуют. А что ж ее не приветствовать, раз Анита здоровая была.

Семейное у них это, фамильное. Аниту баба Фима любила. И за здоровье, и за то, что она ее внучка. Ну, и за красоту, конечно. Анита тоже на мотоцикле ездила, но не ворон считала, а белок. Расшалится, бывало, разгонится, на верхушки въедет и давай белок считать. А чего не считать, когда они врассыпную. Баба Фима Аниту хвалила и всячески поддерживала. Иногда словом, иногда рукой, особенно высоко когда и ветер сильный. Ну, или когда град со снегом. А мы до сих пор думаем, почему дед Савелий париться не велит.

У бабы Фимы был поклонник. Поклонник был немец, но баба Фима этому не верила и считала его финном. Его немецкий казался ей финским или, упаси господи, финно-угорским. Тут с бабой Фимой было не поспорить, потому что она была полиглот. И в плане языков (много знала, все почти языки народов мира), и в плане чего покушать. Могла под песню, под пляски, после бани, с мочеными яблоками и брусникой жареного барашка изысканнейшим образом слопать. Конечно, если в гостях кто или просто на огонек зашел, то тогда барашков было несколько. Не последний же кусок отдавать. Неприлично это.

Так вот, поклонник этот, не то немец, не то финн, что-то там продавал, доставал, выменивал. Сначала, говорили, он менял Рейн на Скалбу, потом «Мерседес» на «Таврию», потом торговал китайскими пищевыми добавками, думая, что это корм для осетровых рыб, потом торговал самоцветами с Марса, потом менял иностранных агентов друг на друга, потом отправлял людей в космос, за что, по прибытии ими на землю, был сильно ими же и бит. Попал в больницу и понял, что он врач. И все ему подвластно. И стал он приборы разные закупать и людей врачевать.

В целом он был мужчина осанистый, видный, где-то блондин, с голубыми глазами и приятным подшерстком по всему телу цвета бурелома. На эти-то вещи у бабы Фимы всегда была чувствительность. К нам в деревню Ядогрибово он попал, когда детали для аппарата МРТ в наших лесах изыскивал. А что не изыскать, раз военные базы рядом. А в это время баба Фима рок-дайвингом занималась, то есть со скалы прыгала. Иногда в озерцо, иногда мимо. Как ей больше нравилось, так и прыгала. Увидев эти спортивные экзерсисы, Ганс (мы потом узнали, как его зовут) замер, к земле припав. Он сперва решил, что началось извержение вулкана. Глупый все-таки немец человек. Ну, какие вулканы в Ядогрибово? Если только совсем чуть-чуть.

Баллов, может, в 7–8. Иногда, конечно, бывает и 12. Но редко, не чаще раза в год. Потом-то уж Ганс разобрался, в чем дело, когда бабу Фиму вблизи увидал. Он когда ее увидал, решил, что умом тронулся, и она есть его галлюцинация по имени Геката. Но баба Фима его разубедила своей мягкосердечностью, женственностью и небывалым разворотом левого плеча. Он ей сказал «спасибо», поклонился и так стал ее поклонником. И всякий раз, когда баба Фима на него свою руку клала (выделяла, значит), он кланялся. Злые языки, конечно, говорили, сгибался. Нет в людях великодушия, деликатности нет.

И захотел Ганс сделать бабе Фиме приятное, а заодно узнать, что у нее внутри. Он до конца не верил, что она человек. Женщина, то есть. И повел он ее делать МРТ. А чего не повести, если платить за исследование не надо. Потому что Ганс сам аппарат медцентру приволок и сам на нем людей исследовал.

Бабе Фиме приятно было такое внимание и забота, и всю дорогу до областного медцентра, где работал добытый Гансом аппарат, она приветливо Гансу улыбалась и маленько с ним заигрывала. Ганс кривился, скалил зубы, ерзал, охал и вскрикивал, и говорил, что ему совсем не больно.

Но прекрасным этим отношениям не удалось развиться в любовь вечную, эти два чистых человека (очень часто они в бане мылись) так и не смогли узнать друг друга ближе, срастись, так сказать, душами. Потому что вначале, перед процедурой, под бабой Фимой сломались весы, когда проломился пол. А когда она в трубу для МРТ полезла, чтобы все внимание и заботу от Ганса до конца получить, то труба по всем направлениям треснула и горкой осыпалась. Баба Фима не поняла, в чем дело, и осерчала. Но серчать было не на кого, кто-то вместе с полом сгинул, а кто выжил, тот сбег, потому что здание медцентра сломалось тоже. Позвонила тогда баба Фима Аните. Анита быстро приехала, а чего ей быстро не приехать, если у нее вертолет военный. Ми-26 называется. И полетели они в Ядогрибово рок-дайвингом заниматься и о поклонниках сожалеть. Во время прыжков, конечно. Ну, или когда банька.