Завели на Морозова дело о «Предерзостном употреблении имени царя», а на Петра Ивановича Кузинского «Дело о преступном потворствовании Морозову».
И повезли бедолагу в тобольскую палату суда и расправы, но не знал этого Пётр Кузинский, думал, что для него всё ограничится барнаульской гауптвахтой, потому и Стёпе говорил про Барнаул.
Глава 2. Живы божьей милостью
Долго смотрел Степан вслед кибитки, увозившей его отца в далёкие края. Сначала он не понял, почему такая спешка, почему отец не дождался матери, но когда увидел, как повели отца двое с ружьями по бокам, а отец посередине, а у старшего в руках отцовская шпага, опутанная ремнями, понял, что отца арестовали.
Когда повозка скрылась за спуском к реке, Стёпа побрёл к матери с тяжёлой вестью. По дороге попался староста, Пётр Сысоевич. Обычно, увидев Стёпу саженей за пять, начинал пялиться в глаза, ждать, когда он с ним поздоровается. Самому-то с отроком первым здороваться неловко, но и вызвать неудовольствие дворянина Кузинского было боязно.
А ныне прошёл – морду воротит. Стёпа поклонился, так староста сплюнул в сторону и что-то пробурчал про врагов царёвых.
Злость и обида вспыхнули, сожгли вялость, вышибли слёзы и повернули его к избе Морозовых. Кому же ещё рассказать, как не другу, тем более, у него та же беда.
Выслушав Степана, Федька Морозов стукнул кулаком по лавке и сказал:
– Петуха бы ему красного пустить! Он донёс, леший побери его, больше некому. Батьку подзуживал, расскажи об Расее, да расскажи. Знаешь, Стёпка, я думаю в Барнаул махнуть. Узнаю, что батьке будет, да передам ему что-нибудь.
Стёпкина мать долго не соглашалась, а потом рассудила, одной ей сына в этой глуши не вырастить, сказала, если отец не вернётся раньше, чем сойдёт снег, то Стёпа первым обозом по чернопутью поедет в округ. Ему она даст письмо к господину Шангину, даст бог, поможет встретиться с отцом, а осенью определит в учение либо на службу.
По ранней весне Федька не мог выехать, надо было помочь семье на посевной. Так что двинулся только в мае.
Дала мать Фёдору мерина Гнедко с телегой и подрядила его возчиком к купцу Симакову. Сперва надо было съездить в Кузнецк, загрузиться товаром, а потом ехать в Барнаул.
Так и двинулся Стёпка и Федьку Кузинского, по просьбе его и с позволения его матери, с собой прихватил.
Обоз двигался неспешно. Сначала дорога шла мимо березняков, полей, редких деревень, так было до Кузнецка, а после, то подъём, то спуск, а вскоре дорога пошла всё на подъём и на подъём, встала по сторонам сумрачная чернь салаирская – черневая тайга, осины да пихты, а где и кедры с подлеском из рябин и черёмух, перевитые прошлогодним хмелем. На другой день дорога прошла перелом и бывалые возчики сказали, что дальше будет спуск к реке Уксунай, за ней снова подъём, а потом покатим по прямой до самого Чумыша.
На спуске к Уксунаю, с левой стороны густой стены деревьев, донёсся резкий громкий крик какого-то неведомого лесного зверя. Тотчас Гнедко в испуге шарахнулся в сторону, и оглобля сбила Стёпку с ног. Упав, он услышал треск сучьев, совсем рядом тяжёлый топот, истошный вопль и бросился на четвереньках между конских ног под склонённые ветви ели. Здесь еловые лапы спускались до земли, а в одном месте облегали толстый трухлявый ствол кедра. В этом закутке и нашёл убежище несчастный ребёнок
Кедр, видать, срубили зимой несколько лет назад, он рухнул на землю, а весной, когда стал таять снег, отнесло его по мокрой земле вниз по откосу к еловому комлю, где он и нашёл приют, привалившись к нему всеми забытый.
Осторожно раздвинув ветви ели, Стёпка выглянул из их просвета и увидел стоящего на коленях рыжего Филимона из Мунгата. Тот со слезой в голосе просил помилосердствовать ради его детушек малых. Просил он какого-то кряжистого косолапого мужика, головы которого из-за телеги не было видно.
Вот на дорогу вышел чернявый худосочный молодой мужик, которого в обозе Стёпка никогда не видел, подошёл к косолапому и сердито крикнул:
– Клеймёный, долго он ещё будет венькать? Успокой – и уже в другую сторону, шмыгнув длинным носом, бросил кому-то страшную фразу, от которой мурашки побежали по спине и голове Степана, – чтоб ни один не ушёл. Всех порешить!
Выполняя приказ чернявого, Клеймёный взмахнул рукой. В воздухе мелькнуло тёмное пятно кистеня, его ремень наткнулся на локоть молящего о пощаде, но это не остановило куска металла врезавшегося в голову Фильки.
Читать дальше