Анатолий Крикун - Отец и сын. Драма в стихах

Дрожали стёкла под напором ветра,

Как будто вражья сила, не спросясь, ломилась в дом

Грозою с Запада круша устои старые, дедовские наследства.

И Алексею чудилась в словах Федоски та же злая сила,

Что у царевича давно уж вызывала страх

И мысли и желанья к безумствам уносила.

Проник он в тайный смысл немецких интересов,

Читая случаем нечаянно попавшийся дневник фрейлины,

Что явилась на Москву с германскою принцессой-

Женой постылою ему на время ставшей,

Но русских баб в любви не перегнавшей,

И дух российский так и не познавшей.

Фрейлина шустрой, рассудительной была,

Средь иноземцев знатных связи прочные для пользы завела

И даже, хоть к России любви не обрела,

Понять своим умом холодным не могла

За что её немецкие и прочие друзья Россию ненавидят.

Был в этой ненависти страх её просторов,

Обычаев от пращуров доставшихся природных

И непонятный немцу дух, сокрытый в тайниках народных.

«В свободе русы – злы, а в рабстве смирны и довольны,

А русский царь природой власти – суть деспот,

Которому – все подданные быть должны покорны.

В немецких землях можно в суд подать на короля-

В России жизнь зависит даже от царского псаря.»

Был редок на Россию трезвый взгляд,

Что много чести сделал Пётр изнеженной Европе

Приняв её за образец и сделав гнилость, лесть и хамство,

Уменьшив грубость нравов, в числе добавленных пороков.

Без старого ума решили жить и за Европой плыть-

Так всё равно – жить дураками вам придётся,

Ведь европейского расчёта и ума

У русских не было и, дай бог, не найдётся.

Служанкой у Европы Россия быть должна-

Тогда, быть может, ей и счастье улыбнётся.

Лишь умудрённый Левевольд при размышленьи полагал,

Что Пётр не прост и не смиренный ученик Европы,

Что русскому царю науки и художества нужны

На несколько десятков лет, пока своих учёных не взрастит,

А после смрадному, развратному Парижу он покажет жопу.

Европе же Россия как ничтожество нужна,

Чтобы спокойствие и мир Европы охраняла

И варварства на Запад не несла,

От азиатчины её предохраняла.

Россия при Петре – железный лишь колосс на глиняных ногах

И рухнет, разобьётся – ей из праха не подняться.

Европе следует ей волю навязать

И не спешить её благоустройством заниматься.

Лет через сто вино и сифилис Россию в бездну унесёт

И европейцам уж не будет надобно её бояться.

Когда же Алексей фрейлину уличил

В том, что интимная бумага содержала-

За критику и правду, что нашёл, там похвалил

И усмехнувшись руку подал и ушёл,

Вернув дневник, чтоб дама не страдала.

Фрейлине же пришлось самой себе признать,

Что европейцам странных русских не понять.

Они как жители другой планеты и не нужны

Им европейские манеры и советы.

Запомнила и занесла в дневник фрейлина неспроста

Слова царевича о сущности Христа.

«Мудра Европа и сильна, славна- всё есть у вас,

Но нет у вас Христа!

Зачем он вам? Спасёте сами вы себя!

Вам нужен бог, а нам Христос – сын божий,

Что как народ наш все страдания познал

И путь душе греховной указал.

Мы же: глупы, наги, смрадны, не избегаем нищенской сумы,

Мы варвары и гибнуть нам судьба,

Но есть в душе Христос и будет он всегда,

Спасёмся им на все грядущие года!

Для танцев зала в ассамблее была отведена,

На стенах гарусные тканные шпалеры,

В простенках ту потеху отражали зеркала,

В шандалах свечи синим пламенем горели.

В углу стоял помост – где музыкантов ряд

Нестройно оглушительно дудели.

А дамы пышные, когда смолкал оркестр,

В другом углу застенчиво сидели.

Скучали, мыслей и галантных слов не находя,

Молчали будто от рождения немые,

А музыки играла – так они кружились и топтались

Словно ряженые куклы заводные.

А маменьки шептались на скамьях,

Что лучше б дочерей своих в болоте утопили,

Чем на посмешище указами царя

На ассамблеи их насильно приводили.

Бояре старые – московские, что были свезены

В Санкт- Петербург у печки спины грели

И тихую, неспешную беседу полунамёками вели,

При том, с опаскою по сторонам глядели.

1-й боярин. Как, сударь мой, вам Петербуржское житьё даётся?

2-йбоярин. Пусть прахом эта жизнь скорее пропадёт,

Пусть чёрт возьмёт такие финтифанты,

От приседаний с комплиментами лишь оторопь берёт,

А тут ещё звенят немецкие куранты.

От кушаний заморских лишь желудок воротит,