Белла Фишелева - Вечерний свет

Как слёзы детских лет, в них чистота,
А претворенье смутно, безотчётно.
Манит всех юных неба высота,
Где на просторе дышится вольготно.

Так зыбки, вязки вечные дороги
Всех ожиданий счастья и любви!
Коль вновь навстречу траурные дроги —
К себе все силы жизни призови.

Цветёт шиповник в зелени июня,
Он розе близок нежной красотой,
Но вечных нет меж ними уний —
Круг жизни каждого цветка иной.

Круг розы необъятен, он космичен —
Берут розетки в храмах солнца свет:
Став пламенем и божеским величьем,
Небесный готика хранит Завет.

Шиповника круг скромен, заземлён:
Даёт плоды, и в том его служенье, —
Целебным свойством Богом награждён,
Он радостно свершает Повеленье.

В пространстве, и магическом, и вольном, храма
Звучанье слышалось таинственных хоров.
В алтарном образе маэстро видел драму —
В картине о Христе старинных мастеров;

Многоголосье Баха слышал он – хоралы,
Движенье скорби в вечность, тяжкий путь Христа:
Тёк пот с лица Страдальца – пот кроваво-алый;
Грехов людских нёс тяжесть Он, а не креста…

Христос был Агнец Непорочный, но не слабый —
Рождалась Сила Новая и Красота.
Стоит заворожённый музыкант перед картиной,
Играет на органе Бах – Христу свой гимн единый. [1] Всё творчество Иоганна Себастьяна Баха отдано его родине и Священной истории из жизни Иисуса Христа.

Не сравнивай его с другим, иным —
Он человек, и лишь себе он равен,
Собой он в тайниках души судим,
Себе остался верен – тем и славен.

Певец великий, оклеветанный и гордый,
Не покорялся он завистнице-судьбе,
И воздухом дышала грудь его лишь горным,
Фальшь не прощал, смиренье отвергал в себе.

Распят – содрогается небо,
И хлынули воды на землю,
Как будто бы горе низверглось,
И плещется плач во Вселенной,
И мир затопил он.

Но Тот, Кто распят, Смертью – смерть попирает,
Подобен героям, иль в прошлом, иль ныне, —
Таким лишь, кто смерть и бессмертье
Навеки смыкает.
Дела все людские с тех пор измеряем
Поступком великим:

Простил всех, Себе не просил Он пощады.
Погиб на кресте, Жизни жизнь возвратив —
Осилил Он мрак, беспросветный, смертельный,
Своей жаждой Жизни Он нас воскресил.

О, может, в чуждые для нас края
Они летят – их поезд журавлиный,
И в вечность канула для них земля,
Полёт свободы – неостановимый.

Над ними бесконечный свод небес,
Да есть вожак, в чьём сердце компас бьётся,
Под ними мрак, провал, крутой отвес,
Но птицам Свыше мужество даётся.

И радость возвращается с весной
Победным криком их и гордой статью!
Порою этой славной, золотой
Смотрю, как пролетает над Москвой
Клин журавлиный:
Мой привет вам, братья!

Апрель, весна, но не спешит природа
Хоть каплю дать заветного тепла,
И снег с дождём – играет непогода,
Свобода вновь не с нами – не пришла!

Всё ж под окном пичужки слышу пенье —
И страсть, и лёгкость – видно, ждёт любви,
Пичуга малая, но в ней стремленье
Призывы к счастью огласить свои.

В весенних днях святое дерзновенье
Звучит так вольно – музыкой души,
Суть бытия открыть и вдохновенья:
Все юные мечты так хороши!

И постоянно слушают поэты
Природы голоса, к свободе зов:
О цели жизни нашей сколько спето!
Поток священный выстраданных слов!

Ты роешь точно, старый крот,
И за тобою тот, кто верит
В благую цель, её найдёт
И этой целью жизнь измерит.

Я с той же мерой. Но родной
Моей стране и мне всё больно:
Что ни начнём, вослед волной
Просчёты и на раны – солью.

Всё ж говорил большой поэт,
Что «невозможное возможно»,
В его тоску давно одет
России образ, странный, сложный…