Анжелика Лавицкая - Не умерла. Поэзия

Настоящего слишком мало.
Хочется быть в грязи,
Дикости,
Отрастить себе когти,
Клыки,
Чёрные крылья
И – ввысь!

Кружить,
Кружить
Над городом
И не срываться вниз,

А если падать,
То только —
Забрать и спасти своих,
Таких же, кому горько
Среди пластмассовых лиц.

Пусто. Темно.
Не страшно.
Ветер бьёт в окна белым
Снегом.
А в окнах – башни,
Крепости и пещеры.

Звёзды пропали в небе.
Небо – мутнеет серым.
Лёд на ладони – тлеет,
Пламя ползёт по венам.

Заперта.
И не выйти.
И выходить – не нужно.
Всё, что казалось важным, —
Выдумано наружным.

Мир – оболочка боли,
Призрачна и невзрачна.
Всё, что внутри, —
Вкус крови.
Холодно. Пусто.
Мрачно.

Пламя погаснет вскоре.
Нового не зажжётся.
В самом обычном море —
Заледенело солнце.

Радоваться одиночеству —
Последняя форма шизофрении,
Так считают другие,
Больше, чем мы, больные,
Не знавшие глубины
Своего безумия.
Им каждый предел – Везувий,
Они настолько беззубы,
Что не переступят черты.

А мы?
Ты или я в отдельности —
Каждый в своей целостности
Из кожи вон выпрыгнуть,
Вылезти
Выше чужих голов
И своей.
Ценности – не стоят
Вечности.
Я утону в честности,
Сбросив сто пять оков,

Чтоб в тишине и радости
Минус прибавить к старости.
Из двадцати – не вырасти,
Если не видеть снов
Чёрно-белых, скучных
И наизусть заученных.

Я закрываю двери.
Намертво.
На засов.

Я так долго ищу хоть один настоящий звук,
Хоть один настоящий взгляд,
Хоть одно настоящее слово.

Белый круг – пропускает ад,
Впереди и над – ничего живого.

Скалится темнота огарками воска
На подоконнике дома,
Который давно сгорел.
Могу сказать, что видела,
Как империи превращаются
В тлен, пепел,
Мусор истории
И больше не восходило
Солнце над ними,
Как над тысячами планет
Из других галактик
За тысячи световых лет.

Лёд жадно сковывает пространство,
Отправляя в прошлое имена,
Названия
И само здание.
Темнота любит молчание,
Звон самых ярких звёзд.
В этом доме – вкус отчаяния!
Скалится мёртвый воск!

Откровенье,
От крови веяние —
Из-под кожи вышедший яд.
В нашей комнате —
Вдохновение:
Уничтожить. Убить.
Но как?

Неподвластно словам живое,
Уходи, но идёшь назад.
Нас по-прежнему только двое,
Только двое, и это – ад.

Не берут ни ножи, ни пули,
Ни отравленная игла.
Ты целуешь. И я целую.
Вот такая у нас игра.

Но так хочется
Отравиться, а ещё лучше —
Отравить.
Мне нигде от тебя не скрыться,
И тебя от меня не скрыть

Ничего.

Так ужасны будни.
Бесконечная белизна.
Только двое.
Всего лишь люди.
Ты один,
Как и я – одна.

Всё в лучших традициях сна:
Абсурд из другой реальности,
Каждый жест доведен до крайности
И не случайны случайности —
До выхода из окна.

Паденье.
И вновь – пробуждение.
Мистическое спасение,
Безвыходный ритм воскрешения —
И жизнь бесконечно одна,

А смерть —
Просто выдумка бога,
Которого нет,
Но строго
Придуманное веками —
Нельзя отменить на раз.

На два —
Для чего, зачем ты?
Мы в снах навсегда бессмертны.
И если совсем быть честным —
Нет выхода из окна.

Душно.
Душно.
И душно.

В девяностые было лучше:
лежишь в своей спальне
простуженный
под кокаиновым сном;
днём – вызываешь скорую,
голубями окно изглодано…
окно
и прожжённая штора,
думаешь: всё решено,
скоро идти по лестнице
вниз,
или тупо – повеситься,
или ножи и стёкла
к венам,
но приговор: будешь
ты жить и мучиться,
если другие случаи
вдруг не изменят
в стороны всё,
что тут до сих пор.

Там звёздный час в коробочке,
джунгли зовут
и новости – всё об одном,
но весело.
Весело и тепло.

Сила – конечно,
в правде,
фишки, стволы и карты.
Страшно? Совсем не страшно —
жизнь не была дерьмом.