Валерий Бронников - Лешукония

Фатальный исход никогда не наступит,
И трос не натянут свой перед тобой.
Лишь в глубь затаенно вся злоба отступит,
Веселые песни споют над страной!

Не смолкнут аккорды подруги-гитары,
Подхватят их сотни, что думал – сбылось.
Горят, полыхают на войнах пожары,
Вернуться из боя не всем довелось.

Не трудно поверить, что светлую память
В Ваганькове хранит священный гранит.
Цветы принесет неизвестный, оставит,
В обители вечной мир вечный царит!

В кои веки в «Лешуконье»
Выставка картин открылась.
Зал просмотра был наполнен,
Запись в книге появилась.

В книге отзывов, рецензий,
Много добрых слов и строчек
Без каких-либо претензий,
От души, красивый почерк.

На полотна прочно сели
Лешуконские просторы,
Пейзажи, крутые щельи,
Лес зелёный, косогоры,

Лужи, грязь, лесные храмы,
Прелесть мест, знакомых с детства.
Дети были, ветераны,
В зале всем хватило места.

«Вашка» вечером собралась,
Люди творческих порывов.
Песня в зале распласталась,
Взяла за душу игриво.

Авторы стихи читали;
Пресса слушала, снимала;
Тихо тему обсуждали
«Родников» – реки начало.

Вечер. Стали расходиться.
В зале свет в большом потушен.
Лешуконцам будут сниться
Лес зелёный, речка, лужи.

ГАИ остановит любую машину,
Осмотрит багажник, мотор, тормоза;
Не съел ли асфальт на покрышках резину,
С техпаспортом сверит клеймо, номера.

Чернеют на бампере светлом семерки,
Иль «Волга» проскочит ноль, ноль и один,
Три дьявольских цифры чернеют – шестёрки.
Не трогать! Там шеф. Босс. Бугор. Господин!

Невзрачная триста плюс к ним сорок девять
Спешит по своим, по житейским делам.
Кому-то пахать надо землю и сеять,
Иначе наступит вселенский бедлам.

Побитая тройка, восьмерка и тройка,
«Буханка» раздутая лезет, кряхтя,
Коммерческий груз тащит с Шумбалки стойко,
Где кинули баржи свои якоря.

Несётся из Удоры сорок семь десять,
Нагружены фляги и разный там хлам:
Успеть на работу, прикинуть всё, взвесить.
Начальница строгая, фрау-мадам!

Ноль восемь и девять совсем старый красный
И красная «Нива» ноль восемь и семь
Тихонечко едут и это прекрасно,
От этого хуже не будет совсем!

Сто три – водовозка снуёт деловито,
Шестьсот три – «буханка» пылит взад-вперед,
Пятьсот пятьдесят завывает сердито.
Кто знает, куда их судьба занесет?

Двухсотый УАЗик мелькает всё утро.
Смешно, но ему быть таким до конца.
«Двухсотый» – звучит как-то вяло, понуро,
На номере тлен и из шлака пыльца.

Проносятся сонно куда-то машины,
Мельком показав всем свои номера,
И тихо стихает шуршанье резины
Вдали, там, где всходит над лесом луна!

Засулье – так зовётся луг
В излучине реки.
Его зовут так все вокруг,
Так звали старики.

Трава чуть выше пояса,
А иногда по грудь.
Ковер цветов – сама краса,
А гнуса просто жуть!

Разлив бескрайней желтизны,
Куда ни кинь свой взор.
От луга свежесть новизны,
Трава – цветной узор.

Табово-озеро вдали,
Вокруг ивняк-забор.
Кусты от сглаза сберегли
Озёрных недр простор.

Раскинул гриву рыжий конь,
Хвостом гоняет мух.
На фоне луга конь – огонь,
Простор – его пастух.

Гуляет ветер над травой,
Подсушит влагу рос.
Наступит летний, жаркий зной,
Начнется сенокос!

Туман опоздал со своим появленьем,
Команда дана, лайнер ринулся вверх,
Но вот же беда, может быть наважденье,
Вернулся обратно, свершил кто-то грех!

Обидно, внизу где-то пункт назначенья,
Свалился туман, не видать полосы.
Пора принимать однозначно решенье,
Невольно пилот посмотрел на часы.

Среди пассажиров Артур Чилингаров
И свита особ, что помельче, при нём.
Но ранги не внемлют частоты радаров.
Сказал вслух диспетчер: «Мы лайнер вернём!»

Второй раз полёт проходил без тумана,
Посадка средь ёлок на ось полосы.
И вот на перрон наяву, без обмана,
Сошёл Чилингаров, без лишней красы.