И, партией бессмертною хранимы,
Прошли народы долгий, грозный путь,
Сквозь беды все, сквозь всех сражений дымы,
Чтоб коммунизма знамя развернуть.
А сколько раз в конце бессонной ночи
Он здесь стоял и думал у окна,
Как Петроград подымется рабочий,
Могучая подымется страна,
Он говорил тогда о петроградцах:
«Всех больше они тяготы несут,
И всюду там, где нужно снова драться,
Не унывают, в битвах не сдают.
И, закаленные, находят снова силы,
Они у нас передовой отряд
И превосходный…»
Так оно и было,
Так рос, и креп, и вырос Ленинград!
И если трудно нынче ленинградцам,
Не легче было в Петрограде том
Ломать врага, без устали сражаться
Под знаменем, взметенным Октябрем.
…Оконные раздвинуты портьеры,
Восходит солнце. В комнате светло,
А над Невой струится сумрак серый,
В алмазах льда замерзшее стекло.
И Смольный снова поднимает стены
Навстречу бою, как и тот завод,
Где кончены уже ночные смены
И новый танк выходит из ворот.
И Жданов видел в этот час рассвета,
Как Ладогой идут грузовики,
Водители, как в шубу, в лед одеты,
Им от руля не оторвать руки,
Как, всплесками мотора полыхая,
Летит корабль — передний край бомбить,
Как девочка строгает, задыхаясь,
Лучину, чтобы печку растопить,
Как тот солдат, кому вручал оружье,
Нажал на спуск в сугробе ледяном —
И сто второй лежит в кровавой луже,
Упав на снег с растерянным лицом,
Как пушкари, орудия громаду
Нацелив, дот разносят на куски,
Как новый день высокий Ленинграда,
Геройский день творят большевики.
Так просыпался новый день сраженья,
Так просыпалась новая заря,
Отметив сердца тайное движенье,
Вставал день двадцать первый января…
Всей правдой большевистскою владея,
Мы в прах сотрем любой вторженье тьмы,
На свете нет и не было сильнее
Вот этой правды. Ею жили мы!
1949
Вот оно — дыханье океана,
Вот он сам над берегом навис,
Бьет волна, взлетая пеной рваной,
Самый дальний, самый южный мыс!
И по черным валунам стекает
Струйками прозрачного огня,
Снежный блеск горит и не сгорает
В гривах волн, бегущих на меня.
Кроны пальм в неистовом наклоне,
Шаг еще — и в небо полетят,
Тьму веков волна шипит и стонет,
На песке горячем шелестя.
Предо мной, как в сновиденье странном,
Волнами изгложены, черны,
На песке лежат катамараны,
Старые рыбацкие челны.
Неизвестной северу породы,
Но родной тропическим волнам,
На таких ходили мореходы,
Когда молод был еще Адам.
Я смотрю на паруса и сети,
Даль уходит в голубой туман,
А вокруг коричневые дети
В свой родной играют океан.
Скатов волокут, и осьминогов,
И медуз, и маленьких акул,
В этом детстве, первобытно строгом,
Вместо песен — океана гул.
За рыбачьим за поселком малым
Вместо сказок — джунгли залегли,
Где слоны — как аспидные скалы,
Где цветы — как дикий сон земли.
Древних царств там призраки маячат,
Там вихары, храмы, города,
Зеленью замытые… Там скачут
Обезьян крикливые стада.
И сегодня на горе суровой
Весь Цейлон — чудес земных гора,
Как давно потерянный и снова
Людям уж не возвращенный рай.
Уж не лечь под пальмою беспечно,
Погрузившись в сладостный покой,
Жизнь сурова в джунглях человечьих,
Так же как и в джунглях за рекой.
Я пришел в горячий полдень душный
На истертый каменный карниз,
На мысу стоял я самом южном,
Дондра называют этот мыс.
Я стою на грани необычной,
Шум земли — он отошел, погас,
Слышу голос дали безграничной,
Океана вольного рассказ.
Тот рассказ в свою пустыню манит,
Где ни птицы нет, ни корабля,
Если плыть на юг, какая встанет
Первая навстречу мне земля?
— Будешь плыть сквозь бури и в тумане,
Месяцами будешь плыть, пока
Не зажжет полярное сиянье
Черных бездн у льдов материка.
А потом в шуршании зловещем
Гор плавучих встанет в сизой мгле
Берег Правды. Красный флаг заплещет
Над поселком Мирным на скале.
Вечный холод, вечное безмолвье,
Как пустыни белой белый гнев,—
Снег, что в пыль тончайшую размолот,
Взмыт пургой и мчит осатанев.
Читать дальше