Коллектив авторов - По следам вдохновения (сборник)

Вырубленных акаций память ещё жива,
чтобы звучали вкратце верные те слова.

Пёрышком белым парус чертит в морской тоске,
как нам с тобой ступалось на золотом песке.

Зимы ли пряли пряжу крепче былинных пряж,
льнуло ли солнце к пляжу, чтобы лучился пляж,

только всё глуше эхо наших с тобой шагов,
громче былого смеха смех молодых богов.

Ещё не знакомы ни взгляд, ни улыбка,
но вижу я нынче тебя лишь одну,
и сердце трепещет, как мелкая рыбка,
пугливо, легко уходя в глубину.

Простор между нами стремительно скомкан,
он словно в огне мировых катастроф,
и тесно становится хрупким обломкам
разбившихся вдребезги прежних миров.

Держаться поодаль – и всё-таки рядом,
ещё не любить, но уже ревновать.
Теперь-то я знаю, что исстари взглядом
умели казнить и огонь добывать.

Слепые горнисты трубят о начале,
играют побудку, светлея лицом,
чтоб сердце и разум поспешно сличали
черты идеала с живым образцом.

Заночевать в степной глуши под оголтелым лунным оком,
когда как будто ни души – живой, отзывчивой – под боком.

А мне просторней и теплей в ночи, овеянной веками.
В ней, в океане ковылей, плывут цикады со сверчками.

Пугливы, чутки сны земли, узоры звёзд несокрушимы.
Беззвучно мечутся вдали лучи невидимой машины.

Ночная лесополоса темна, да только не враждебна.
И распахнулись небеса для слёз, восторга и молебна.

И ввысь торопится земля, уже луна и звёзды рядом.
И рукоплещут тополя сверчкам несметным и цикадам.

Она дерзка, и взгляд её лукав, – то девочка, то женщина
в соку.
Ни грима, ни брутальных балаклав, хотя и лыко всякое
в строку.

То как незамутнённая вода, то будто море взяли в оборот.
Берёт порой большие города, порой и деревеньки
не берёт.

В степи ни горизонта, ни огня, стрекочет ночь, а больше
ни души…
Выплёскивает небо на меня взволнованные млечные
ковши.

А в городе шумы и маета, неоновые брезжат времена.
Заносчивы беззвёздные места, которым не присвоишь
имена.

И лишь луна, поэзии сестра, царит на площадях
и во дворах,
чтоб юность ощущала до утра высокое волнение и страх.

Какая ночь! Огни, покой, волна ленива и пуглива,
и веет свежестью морской от Каламитского залива.

На свете словно ни души – спокойно, тихо, одиноко,
лишь изучает камыши луны придирчивое око.

Ни друга рядом, ни жены, и ни хлопот, ни мыслей
срочных.
Среди полночной тишины текут века в часах песочных.

Переулки глухи, гулки, тени гонятся за мной.
Что за глупые прогулки под недоброю луной?

Эй, спокойно, без истерик, и пугаться не спеши —
впереди короткий скверик и, похоже, ни души.

Как же, будешь беззаботен, если возится в кустах
и глядит из подворотен распоясавшийся страх.

Все тревоги по дороге, если в окнах ни огня.
Перепуганные ноги отделились от меня,

и шаги всё чаше, чаще, и всё громче сердца стук…
Только светит шар молчащий, зацепившийся за сук.

Говорят, что только на рассвете смерть и незаметна, и легка.
Широко забрасывает сети в этот час недобрая рука.

Небосвод под утро пуст и бледен, как бумаги девственный
листок.
На слова беспомощные беден заревом не тронутый восток.

Лишь на миг забудутся сиделки, от ночных забот
едва дыша,
тут же вдоль обоев и побелки проскользнёт незримая душа.

Не смущая жалобами близких и пока восток едва белёс,
невзначай уходит, по-английски, под покров надгробий
и берёз.

…Долго наблюдал я, как светало. Разливалось утро, как река.
Только что-то вдруг затрепетало и, как моль, коснулось
потолка.

Ещё раз повернулся шар земной, суставами скрипя,
вокруг себя.
Как будто это прибыли за мной и ждут, края одежды
теребя.

С насиженных высот летит листва, упрямо заметая
прорву лет.
И кружатся, и мечутся слова, как бабочки, спешащие
на свет.