Михаил Чикин - Я выложу душу

Но душа, увы, ведёт себя не так,
Даже если боль ушла, зажили раны.
Не даёт забыть ту боль душа никак:
Боль от ран ушла, но саднят, ноют шрамы.

Разбросала краски осень
На берёзах, липах, клёнах…
Сарафан зелёный сбросил
Лес с деревьев опалённых.

Поменял на золотые
И багряные наряды,
Совершая непростые
Ритуальные обряды.

На полянах хороводы
Подберёзовиков красных —
Принесла дары природы
Осень в натюрмортах разных.

По траве и пням опята
С побуревшими боками
Веселились, как ребята,
Ждавши встречи с грибниками.

Вся зардев стыдливой краской,
Придорожная рябина
Шаловливо строит глазки,
Ожидая стать любимой…

Разбросала краски осень,
Листья золотом раскрасив,
Чтоб потом их тихо сбросить,
Краску белую заквасив.

Раскудрявая рябина
Рядом с ивою обвислой,
Словно ягода малина
Рядом с клюквой горько-кислой.

Вся в оранжевых серёжках,
Вьются кудри золотые,
В очень модные сапожки
Ножки спрятаны крутые.

Озорным окинув взглядом
Клёна стройную фигуру,
Для сравненья с собой рядом
Показала иву-дуру.

Чтоб в сравнении с этой ивой
Клён все прелести рябины
Оценил бы и красивой
Той рябине стал любимым.

Так старалась показаться
Модной, умной и красивой,
Что всё больше обнажаться
Стал рябины вид спесивый.

И, не вняв, что по морозу
Краше выглядит рябина,
Полюбил тот клён берёзу —
Взгляд рябина лишь рябила.

У дороги старая сука
С перебитым хребтом лежит,
С морды капают слёзы скупо,
Подвывает и вся дрожит.

Онемели старые ноги:
Торопилась щенков кормить,
Сбил промчавшийся по дороге
Ночью тёмною грузовик.

За рулём, разминая спину,
Протирая рукой глаза,
Шапку низко на лоб надвинув,
Ас-водитель жал по газам.

Он домой спешил, к своим детям,
Счастлив был от свершённых дел,
Ослеплённый вмиг встречным светом,
Ту собаку не разглядел.

Он спешил. Вёз домой, усталый,
По машинке своим сынкам,
Не увидел собаки старой —
И сиротами быть щенкам.

Быть голодным щенкам-сестрёнкам,
И никто их не будет греть,
У дороги лежит в сторонке
Сука старая, рядом смерть.

Говоришь, что ты его обожаешь,
Нет любви к нему, но ты уважаешь,
А не любишь. Что ж, теперь не беда,
Обожаешь ты его – это да.

Обожаешь, говоришь, обожаешь,
Даже если ты ему изменяешь.
Что не любишь ты его – не беда,
Обожаешь ты его – это да.

Обожаешь, говоришь, обожаешь,
Даже если от него уезжаешь.
Что любовь? Любовь – она ерунда.
Обожаешь ты его – это да.

Обожаешь, говоришь, обожаешь,
Когда вновь опять к нему приезжаешь.
Уходила, говоришь, – не беда,
Обожаешь ты его – это да.

Обожаешь, говоришь, обожаешь,
Даже если ты его убиваешь.
Эта вовсе ведь беда – не беда.
Обожаешь ты его, как всегда.

Обожаешь, говоришь, обожаешь.
А зачем и почему – ты не знаешь.
Ты считаешь, что любовь – как вода,
Обожанье лишь одно навсегда.

И в двадцать, и в тридцать, и в пятьдесят,
И в восемьдесят лет тоже
Мечтает человек счастливым стать,
Без счастья он жить не может.

Не в возрасте дело, а дело в том,
О чём человек мечтает,
Что хочет иметь он и что при том
Под счастьем он понимает.

Кто видит счастье в машине крутой,
В доме шикарном и в даче,
Кто хочет иметь сортир золотой,
Не может он жить иначе.

Кому-то лишь хлеба нужен кусок
Да тёплой одежды малость,
Чтоб жажду унять – лишь воды глоток,
Да угол – чтоб снять усталость.

Кто ропщет свободным, а кто – в тюрьме,
Обоим им счастья мало.
И каждый из них, себе на уме,
Мечтает, чтоб лучше стало.

И им невдомёк: всё это труху
И тлен представляет собой.
Мы время теряем на чепуху,
Ведь главное счастье – Любовь.

Поспорила однажды с правдой ложь,
Что ложь хитрее правды и сильнее,
Мол, где по жизни с правдой не пройдёшь,
Там с ложью пролетишь: она умнее.